– Да ничего на самом деле. Слушай, сделай доброе дело, а?
Он кивнул, и я указал на ближайшую аптеку:
– Сходи, купи мне два скрупула налрута! – Я протянул ему два железных драба. – Этого должно хватить.
– А почему я? – с опаской спросил Вилем.
– Да потому что я не хочу, чтобы этот дядька пялился на меня так, будто хочет сказать «Ты еще слишком молод!» – я нахмурился. – Не хочу сегодня еще и с этим разбираться.
К тому времени как Вилем вернулся, я буквально приплясывал от нетерпения.
– Он был занят, – пояснил Вилем, видя нетерпение у меня на лице. Он протянул мне бумажку со снадобьем и звенящую сдачу. – А что это?
– Да от живота, – сказал я. – Что-то мне завтрак на пользу не пошел, неохота сблевануть прямо посреди экзекуции.
Я купил нам сидру в ближайшей пивной и запил налрут сидром, стараясь не морщиться от горького, мучнистого вкуса. Вскоре колокол на башне пробил полдень.
– Ну, мне пора на занятия. – Вилем постарался сказать это небрежным тоном, но вышло довольно сдавленно. Он посмотрел на меня, ему явно было неловко, смуглое лицо побледнело. – Я не люблю крови. – Он криво улыбнулся. – Моей крови… крови друга…
– Я рассчитываю, что крови особо не будет, – сказал я. – Но ты не беспокойся. Ты помог мне пережить самое страшное: ожидание. Спасибо тебе!
Мы расстались. Я ощутил приступ вины. Вил со мной знаком меньше трех дней, а все-таки отказался от своих планов ради того, чтобы мне помочь. А ведь мог бы пойти легким путем и тоже, как многие другие, невзлюбить меня за то, что я так быстро угодил в арканум. Но нет: он выполнил долг друга, помог мне пережить неприятные часы, а я отплатил ему ложью.
Направляясь к столбу, я ощущал, как давят на меня взгляды толпы. Сколько их было? Две сотни? Три? По достижении определенной численности количество людей перестает иметь значение, остается только безликая людская масса.
Сценическая выучка помогала мне не робеть под взглядами. Я ровным шагом направлялся к столбу среди моря шелестящих голосов. Я не старался держаться гордо, понимая, что это может настроить их против меня. Однако же и виноватого из себя не строил. Я держался хорошо, как учил меня отец, не проявляя ни страха, ни раскаяния.
По дороге я чувствовал, как на меня начинает неотвратимо действовать налрут. Я чувствовал себя вполне бодро, но все вокруг сделалось почти болезненно ярким. Когда я вышел на середину двора, время, казалось, замедлило ход. Ступая по булыжникам мостовой, я наблюдал за маленькими фонтанчиками пыли, вздымающимися из-под ног. Я почувствовал, как порыв ветра приподнял край моего плаща и пробрался внутрь, холодя вспотевшую спину между лопаток. На миг мне показалось, будто я, при желании, мог бы пересчитать все лица в толпе, как цветы на лугу.
Никого из магистров я в толпе не увидел, кроме Хемме. Он стоял возле столба и выглядел таким самодовольным, что сделался похож на свинью. Он скрестил руки на груди, рукава его черной магистерской мантии свободно свисали по бокам. Он перехватил мой взгляд, и его губы скривились в усмешечке, которая, как я понял, была адресована мне.
Я твердо решил, что скорей язык себе откушу, чем доставлю ему удовольствие видеть меня испуганным или хотя бы встревоженным. Вместо этого я улыбнулся ему широкой, уверенной улыбкой и тотчас отвернулся, как будто он меня нимало не заботит.
И вот я очутился у столба. Я слышал, как кто-то что-то читает, но слова сливались в невнятный гул. Я сбросил плащ, перекинул его через край каменной скамьи, стоявшей у подножия столба, и принялся расстегивать рубашку, так непринужденно, словно купаться собрался.
Кто-то перехватил мою руку. Человек, зачитывавший приговор, улыбнулся мне, видимо, пытаясь меня подбодрить.
– Рубашку снимать не обязательно, – сказал он мне. – В ней будет не так больно.
– Не стану же я портить хорошую рубашку! – возразил я.
Он посмотрел на меня странно, потом пожал плечами и пропустил веревку в железное кольцо у нас над головой.
– Давай сюда руки.
Я посмотрел ему в глаза:
– Не беспокойтесь, я не сбегу.
– Да это чтоб ты не упал, если сознание потеряешь!
Я хмуро посмотрел на него.
– Вот если я сознание потеряю, тогда делайте что хотите, – твердо ответил я. – А до тех пор я себя связывать не дам.
Видимо, что-то в моем тоне остановило его. Он не стал больше спорить. Я взобрался на каменную скамью возле столба и ухватился за железное кольцо. Я крепко стиснул его обеими руками. Кольцо было гладкое и прохладное, его прикосновение почему-то успокаивало. Я сосредоточился на нем и погрузился в «каменное сердце».
Я услышал, как люди расступились в стороны от подножия столба. Потом толпа притихла, и слышалось лишь посвистывание и пощелкивание разворачиваемого кнута. Хорошо, что одинарным будут сечь! В Тарбеане я видел, в какое кровавое месиво превращает спину плеть-шестихвостка.
Потом вдруг воцарилась тишина. И прежде чем я успел собраться, раздался более резкий шелчок кнута. И я почувствовал, как через мою спину пролегла тускло-багровая огненная линия.