Имя ветра

Мола посмотрела на меня, потом снова на Арвила.

– Я бы ему сказала, чтоб не дурил, – ответила она, немного помолчав.

– Ну а если бы он настаивал на том, что заморозка ему не требуется?

Мола помолчала подольше:

– Ну, крови, кажется, немного, так что я бы взялась шить. Кроме того, я дала бы ему понять, что, если он станет слишком сильно дергаться, я привяжу его к столу и стану обращаться с ним так, как сочту нужным для его собственного блага.

– Хм! – Арвил, похоже, был несколько удивлен ответом. – Ага. Очень хорошо. Ну-с, Квоут, вы по-прежнему настаиваете на том, чтобы отказаться от обезболивания?

– Да, сэр, – вежливо ответил я. – Мне это не требуется, спасибо.

– Хорошо, – сказала Мола, как бы опуская руки. – Для начала очистим и простерилизуем рану…

Спирт сильно щипался, но это и было самое неприятное. Я изо всех сил старался расслабиться, пока Мола проговаривала все, что делает. Арвил то и дело высказывал какие-нибудь комментарии и советы. Я старался думать о посторонних вещах и не дергаться от уколов иглы, притупленных налрутом.

Управилась она быстро и принялась перевязывать меня с необычайной ловкостью и проворством. Когда она меня усадила и принялась бинтовать грудь, я спросил себя, неужели все студенты Арвила так хорошо обучены.

Она завязывала последние узлы, когда я смутно почувствовал легкое, как перышко, прикосновение к плечу, почти неощутимое сквозь налрутное онемение.

– Красивая у него кожа, – задумчиво сказала она, видимо, обращаясь к Арвилу.

– Ре-лар! – сурово сказал Арвил. – Подобные замечания – это непрофессионализм! Не ожидал от вас такого легкомыслия.

– Я имела в виду, как будет выглядеть шрам, который у него образуется! – ядовито ответила Мола. – Я предполагаю, что останется просто бледная линия, при условии, что он сумеет не допустить того, чтобы рана разошлась.

– Хм… – сказал Арвил. – Да, само собой. Ну и каким же образом ему этого избежать?

Мола встала напротив меня.

– Избегай вот таких движений, – она вытянула руки перед собой, – и таких тоже, – она подняла их над головой. – Старайся вообще не делать резких движений: не бегать, не прыгать, не лазать. Повязку можно будет снять через два дня. Старайся ее не мочить.

Она перевела взгляд на Арвила.

Он кивнул.

– Отлично, ре-лар. Можете идти.

Он посмотрел на парня помоложе, который молча наблюдал за всей процедурой:

– И вы, Гери, тоже можете идти. Если кто спросит, я буду у себя в кабинете. Спасибо.

И вскоре мы с Арвилом снова остались одни. Он стоял неподвижно, прикрыв рот ладонью, пока я осторожно натягивал рубашку. Наконец он, похоже, принял решение.

– Э-лир Квоут, не желаете ли вы учиться у меня в медике?

– Еще как желаю, магистр Арвил! – искренне ответил я.

Он кивнул себе самому, не отнимая ладони от губ.

– Ну, тогда возвращайтесь через четыре дня. Если вам хватит ума не порвать швы, я вас возьму!

Глаза у него лукаво сверкнули.

Глава 43 Путь в полутьме

Окрыленный стимулирующим действием налрута и почти не испытывая боли, я отправился в архивы. Раз я теперь член арканума, я могу беспрепятственно исследовать хранение – а это именно то, чего мне хотелось всю жизнь.

Более того, если не просить помощи у скрибов, в журнале архивов никаких записей не останется. А значит, я могу заниматься чандрианами и амир сколько душе угодно, и никто, даже Лоррен, никогда не узнает о моих «ребяческих» интересах!

Войдя в озаренное красноватым светом помещение архивов, я обнаружил, что за столом у входа сидят Амброз с Фелой. Вот уж, что называется, противоречивые обстоятельства!

Амброз подался к ней, что-то говоря вполголоса. У Фелы был отчетливо неловкий вид женщины, которая понимает, что вежливый отказ тут не сработает. Одну руку Амброз держал у нее на коленке, второй рукой обнял спинку стула, на котором она сидела, и положил ладонь ей на плечо. Он рассчитывал, что это сойдет за нежность и ласку, однако Фела была напряжена, как вспугнутая лань. На самом деле он попросту удерживал ее на месте, как собаку за шкирку, чтоб не сбежала.

Услышав стук двери, захлопнувшейся у меня за спиной, Фела подняла глаза, встретилась со мной взглядом и тотчас отвернулась, стыдясь неловкого положения, в котором ее застали. Можно подумать, она сама виновата! Я слишком часто наблюдал такую картину на тарбеанских улицах. И в душе у меня вспыхнул застарелый гнев.

Я подошел к столу, топая куда громче, чем требовалось. На другом конце стола лежало перо, стояла чернильница и валялся листок бумаги, на три четверти исписанный и исчерканный. Судя по всему, Амброз опять писал стихи.

Я подошел к столу и остановился. Фела старалась смотреть куда угодно, только не на меня и не на Амброза. Она ерзала на стуле, ей было не по себе, но она явно не хотела устраивать скандала. Я многозначительно кашлянул.

Амброз оглянулся через плечо и насупил брови.

– А, э-лир! У тебя нет чувства такта. Приходи попозже.

И снова отвернулся, давая мне понять, чтоб я убирался.

Я фыркнул, перегнулся через стол и вытянул шею, чтобы заглянуть в брошенный листок бумаги.