Имя ветра

– Иди-ка ты в читальню, потаскай там книжки, как хорошая девочка, – холодно сказал он. – А тут я и один управлюсь.

Фела скованно встала из-за стола, взяла книгу, которую пыталась читать, и направилась в читальню. Когда она отворила дверь, она мельком бросила в мою сторону благодарный взгляд, исполненный облегчения. По крайней мере мне хотелось бы так думать. Но, возможно, это все мое воображение.

Когда дверь за нею захлопнулась, в комнате как будто сделалось темнее. И это не поэтическая метафора. Свет как будто и в самом деле потускнел. Я окинул взглядом симпатические лампы на стенах, гадая, что случилось.

Однако в следующую секунду я почувствовал, как по спине у меня медленно расползается жжение, и понял, в чем дело. Налрут выветрился.

У всех мощных обезболивающих имеются серьезные побочные эффекты. Тенназин временами вызывает бред или обморок. Лациллиум ядовит. Офалум вызывает сильное привыкание. Мхенка, пожалуй, самое сильное средство, но ее недаром зовут «чертовым корнем».

Налрут уступает им в действенности, зато он куда безопаснее. Он дает легкое обезболивание, придает сил и действует как сосудосуживающее, вот почему из меня после порки не хлестала кровь, как из резаной свиньи. А главное, у него нет серьезных побочных эффектов. Однако же все имеет свою цену. Когда действие налрута заканчивается, ты остаешься совершенно изможденным, физически и душевно.

И все равно, ведь я пришел сюда, чтобы попасть в хранение! Я был теперь членом арканума и не собирался уходить, пока меня не пустят в архивы. Я с решительным видом обернулся к столу.

Амброз смерил меня долгим, расчетливым взглядом и испустил тяжкий вздох.

– Ну ладно, – сказал он. – Давай договоримся: ты молчишь о том, что видел здесь сегодня, а я, так и быть, пойду против правил и впущу тебя, хоть тебя и не внесли официально в книги. – Он, похоже, слегка нервничал. – Ну как, идет?

Он говорил, а я буквально чувствовал, как развеивается стимулирующий эффект налрута. Тело сделалось тяжелым и усталым, мысли стали медлительными, будто вязли в густом сиропе. Я поднял руки, чтобы потереть лицо, и поморщился: от этого движения швы на спине натянулись.

– Идет, – хрипло ответил я.

Амброз открыл одну из конторских книг и вздохнул, перелистывая страницы.

– Поскольку ты первый раз входишь в сами архивы, тебе надо внести плату за вход в хранение.

Во рту почему-то появился вкус лимона. О таком побочном эффекте Бен не упоминал… Это меня отвлекло, и я не сразу сообразил, что Амброз смотрит на меня выжидающе.

– Чего?

Он посмотрел на меня странно:

– Плату за вход в хранение!

– А в тот раз с меня никакой платы не брали, – сказал я. – Когда я в читальню ходил.

Амброз посмотрел на меня как на придурка:

– Так ведь это же плата за вход в хранение! – Он снова заглянул в конторскую книгу. – Обычно ее выплачивают в дополнение к плате за первую четверть после принятия в арканум. Но, поскольку ты нас всех обскакал, тебе придется внести ее прямо сейчас.

– А сколько это? – спросил я и полез за кошельком.

– Один талант, – сказал он. – И заплатить надо прежде, чем ты туда войдешь. Правила есть правила.

После того как я уплатил за место в «конюшнях» один талант – это были практически все деньги, что у меня остались. А я остро сознавал, что мне придется еще откладывать, чтобы уплатить за следующую четверть. Ведь как только я не смогу заплатить, мне придется уйти из университета!

Тем не менее это была небольшая цена за то, о чем я мечтал большую часть жизни. Я достал из кошелька один талант и отдал Амброзу.

– Расписываться надо?

– Нет, тут никаких особых формальностей нет, – сказал Амброз, открыл ящик и достал небольшой металлический диск. Одурманенный побочными эффектами налрута, я не сразу признал в этом диске ручную симпатическую лампу.

– В хранении освещения нет, – буднично сообщил Амброз. – Оно слишком огромное, и со временем это начало бы дурно сказываться на книгах. Ручная лампа стоит полтора таланта.

Я замялся.

Амброз кивнул и как будто призадумался.

– Да, многие оказываются на мели во время первой четверти. – Он полез в нижний ящик и принялся там рыться. – Но ручная лампа стоит полтора таланта, ничего не могу поделать! – Он достал четырехдюймовую восковую свечку. – А вот свечи всего по полпенни!

Полпенни за свечку – это была весьма приемлемая цена. Я достал пенни.

– Давай две!

– Последняя осталась! – поспешно сказал Амброз. Он нервно огляделся по сторонам и сунул свечку мне в руку. – Знаешь что? Бери даром! – Он улыбнулся. – Только никому ни слова! Пусть это будет наш маленький секрет.

Я взял свечку, изрядно удивленный. Видно, напугал я его своей пустой угрозой! Ну или этот хамоватый, надменный дворянский сынок на самом деле не такой ублюдок, каким кажется…

Амброз торопливо провел меня в хранение, не дав даже времени зажечь свечку. Когда дверь у меня за спиной захлопнулась, сделалось темно, как в мешке, – только сквозь щели вокруг двери у меня за спиной сочился слабый красноватый отсвет симпатических ламп.