Имя ветра

Спичек у меня при себе не было, пришлось прибегнуть к симпатии. В другое время я бы управился в мгновение ока, однако мой разум был одурманен налрутом, и мне было трудно сосредоточиться. Я стиснул зубы, утвердил свой алар и через несколько секунд почувствовал, как меня пробирает холод, – я извлек из своего тела достаточно теплоты, чтобы затеплить фитилек свечи.

Книги!

Окон, впускающих дневной свет, тут не было, и в хранении царила непроглядная тьма, рассеиваемая лишь слабым светом моей свечи. И во тьму уходили ряды и ряды книжных полок. Столько книг, что и за целый день не проглядишь! Столько книг, что и за всю жизнь не перечитаешь!

Воздух был прохладен и сух. Пахло старой кожей, пергаментом и забытыми тайнами. Я мимоходом удивился, как это им удается поддерживать воздух таким свежим в здании без окон.

Прикрывая свечу ладонью, я пробирался в полутьме вдоль полок, наслаждаясь этим моментом, вбирая в себя всю эту обстановку. Пламя свечи металось из стороны в сторону, и на потолке бешено плясали тени.

Налрут к этому времени выветрился окончательно. Спина отзывалась пульсирующей болью, мысли были свинцовые, как будто у меня жар или меня сильно ударили по затылку. Я понимал, что долго читать не смогу, но все равно не мог заставить себя уйти так сразу. После всего что я пережил, чтобы сюда попасть…

Около четверти часа я бесцельно блуждал, осваиваясь в хранении. Я обнаружил несколько маленьких комнат с каменными стенами и массивными деревянными дверями, со столами внутри. Очевидно, они были предназначены для того, чтобы небольшая группа людей могла собраться и что-то обсудить, не нарушая безмолвия архивов.

Еще я нашел лестницы, ведущие вниз. Архивы были высотой в шесть этажей, но я не знал, что тут есть еще и подземелья. Глубоко ли ведут эти лестницы? И сколько еще десятков тысяч книг ждет меня внизу, под ногами?

Я просто выразить не могу, как мне было уютно в этой прохладной, безмолвной темноте. Я блуждал среди бесчисленных книг и был абсолютно счастлив. Я чувствовал себя в полной безопасности, зная, что где-то тут ждут меня ответы на все вопросы.

Дверь с четырьмя пластинами я нашел совершенно случайно.

Она была сделана из цельной плиты серого камня, под цвет стен. Рама в восемь дюймов шириной, тоже серая, тоже сплошной цельный камень без швов. Дверь была подогнана к раме так плотно, что и иголку не просунешь.

Ни петель. Ни ручки. Ни глазка, ни окошка. Единственное, что ее отличало от стены – четыре медных пластины. Они были вделаны заподлицо в дверь, которая была вделана заподлицо в раму, которая была вделана заподлицо в стену. Можно было провести ладонью поперек двери и не нащупать ни единого шва.

И тем не менее, невзирая на все, чего в ней не хватало, эта серая каменная плита явно была дверью. Это было просто видно. В центре каждой медной пластины имелось отверстие и, хотя они были необычной формы, все-таки ясно было, что это замочные скважины. Дверь была недвижна, как гора, спокойна и равнодушна, как море в безветренный день. Эта дверь была не из тех, которые открываются. Она была создана для того, чтобы оставаться закрытой.

И в самом центре, между блестящими медными табличками, глубоко врезанными в камень буквами было высечено слово: «валаритас».

В университете были и другие запертые двери, за которыми хранились опасные вещи, дремали древние, позабытые тайны, безмолвные и сокрытые. Двери, которые запрещено было открывать. Двери, чей порог не переступала ничья нога, ключи от которых уничтожены, или потерялись, или заперты внутри ради пущей безопасности.

Но все это бледнело в сравнении с дверью с четырьмя пластинами. Я положил ладонь на холодную, гладкую поверхность и толкнул, надеясь вопреки всему, что от моего толчка она откроется. Но дверь была прочна и недвижна, как камень-серовик. Я пытался что-нибудь разглядеть через замочные скважины в медных пластинах, но не видел ничего, кроме огонька моей одинокой свечки.

Мне так отчаянно хотелось туда попасть, что я буквально чувствовал это на вкус. Вероятно, это какая-то извращенная особенность моей натуры: вот я наконец-то очутился в архивах, посреди бесконечного множества тайн, и все-таки меня тянуло к единственной запертой двери, которую я нашел! Может быть, это вообще в природе человека: пытаться разнюхать все тайное и сокрытое. А может, это моя личная особенность.

Но тут я увидел ровный, красный свет симпатической лампы, двигающийся в мою сторону из-за шкафов. До сих пор я никого в архивах не встречал. Я отступил от двери и стал ждать, рассчитывая расспросить у того, кто сюда идет, что находится за дверью. И что значит «валаритас».

Красный свет сделался ярче, и я увидел, как из-за угла появились два скриба. Скрибы застыли, потом один из них ринулся ко мне, вырвал свечу у меня из рук и затушил ее, облив мне руку горячим воском. На лице у него отражался такой ужас, как будто я держал в руках свежеотрубленную голову.