– И люди, которые хотят добиться расположения его отца, – добавил Симмон.
– В общем и целом, – серьезно сказал Манет, – с ним лучше не связываться. Еще когда Амброз тут первый год учился, один алхимик с ним повздорил. Амброз перекупил его долги у ростовщика в Имре. И, когда тот не сумел расплатиться, его бросили в долговую яму.
Манет разломил хлеб пополам и стал мазать его маслом.
– К тому времени, как родня его выкупила, у парня развилась чахотка. Он превратился в развалину. И к учебе так и не вернулся.
– И что, магистры так это и спустили? – осведомился я.
– А все было абсолютно законно, – сказал Манет, по-прежнему вполголоса. – И к тому же Амброз был не настолько глуп, чтобы перекупать долги того парня лично! – Манет махнул рукой. – Он поручил это кому-то еще, но позаботился о том, чтобы все знали, что это его рук дело.
– А Табету помнишь? – угрюмо сказал Сим. – Она повсюду шумела о том, что Амброз, мол, обещался на ней жениться. Она попросту исчезла.
Ну, теперь ясно, почему Фела не решалась его задеть! Я успокаивающе помахал Симу.
– Да я никому и не угрожаю! – сказал я невинным тоном, подстроив тембр голоса таким образом, чтобы меня было хорошо слышно всем, кто нас подслушивает. – Я просто цитировал одну из своих любимых пьес. Это из четвертого акта «Деоники», где Тарсус говорит:
Вокруг нас воцарилось ошеломленное молчание. Молчание распространилось по столовке куда дальше, чем я рассчитывал. Видимо, я недооценил, какое количество народу нас подслушивало. Я снова занялся своей едой, решив покамест оставить это дело: я устал, спина у меня болела, и мне не особенно хотелось иметь дело с новыми неприятностями.
– В ближайшее время эти сведения тебе не потребуются, – вполголоса сказал Манет после длительной паузы. – Поскольку тебя выставили из архивов, и все такое. И все-таки тебе, пожалуй, стоит знать… – Он смущенно кашлянул. – В общем, ручную лампу покупать не нужно. Тебе ее просто выдают под роспись, а потом ты сдаешь ее обратно, когда уходишь.
Он посмотрел на меня, словно опасаясь моей реакции на эту новость.
Я устало кивнул. Я был прав. Амброз не такой ублюдок, каким кажется. Он вдесятеро хуже.
Глава 44
Огонь в сосуде
Фактная была местом, где делалась большая часть всего, что в университете делалось руками. Там были мастерские стеклодувов, столяров, гончаров и глазуровщиков. Кроме того, там имелась полноценная кузница и плавильня – не плавильня, а мечта любого металлурга.
Мастерская Килвина находилась в артефактной, или, как ее чаще называли, в фактной. Мастерская была просторная, как сарай, внутри имелось по меньшей мере две дюжины прочных столов, заваленных бесчисленными неизвестными инструментами и всяческими устройствами и изобретениями на разной стадии изготовления. Мастерская была центром фактной, а Килвин – центром мастерской.
Когда я пришел, Килвин был занят тем, что гнул и без того кривой кусок железного прутка, очевидно, желая придать ему более нужную форму. Увидев, как я заглянул в дверь, Килвин оставил пруток прижатым к верстаку и подошел встретить меня, вытирая руки о рубашку.
Он критически смерил меня взглядом:
– Как вы себя чувствуете, э-лир Квоут?
До этого я успел добыть и пожевать ивовой коры. Спина по-прежнему горела и чесалась, но это было терпимо.
– Нормально, магистр Килвин.
Он кивнул:
– Это хорошо. Юношам ваших лет не стоит переживать из-за подобных мелочей. Скоро вы снова будете крепки как камень!
Я попытался было придумать вежливый ответ, но тут мое внимание привлекло то, что висело у нас над головами.
Килвин проследил направление моего взгляда. Когда он понял, на что я уставился, его бородатое лицо расплылось в улыбке.
– А-а! – сказал он с отеческой гордостью. – Мои красотулечки!
С высоких стропил мастерской свисали на цепях полсотни стеклянных шаров. Шары были разного размера, самый большой – с человеческую голову.
И все они горели.
Увидев, какое у меня стало лицо, Килвин поманил меня за собой.
– Идем! – сказал он и повел меня к узкой лестнице кованого железа. Поднявшись по ней, мы очутились в лабиринте тонких железных мостков, ведущих во все стороны на высоте двадцати пяти футов, между толстых балок, на которых держалась крыша. Пробравшись по этому лабиринту из дерева и железа, мы подошли к цепочке подвешенных стеклянных шаров, внутри которых горел огонь.
– Вот, – показал Килвин, – мои лампы!