Учитывая, что мне еще надо было работать ради денег в мастерской Килвина, у меня едва хватало времени на то, чтобы есть, спать и заниматься, не говоря уже о том, чтобы уделять лютне столько сил, сколько она заслуживала.
Музыка – дама гордая и темпераментная. Уделяйте ей столько времени и внимания, сколько она заслуживает, – и она вся ваша. А станете ею пренебрегать – и в один прекрасный день вы окликнете, а она не отзовется. Поэтому я начал меньше спать, чтобы заниматься музыкой столько, сколько требовалось.
Прожив оборот в таком режиме, я устал. Три оборота спустя я все еще справлялся, но угрюмо и стиснув зубы. И где-то к пятому обороту я начал проявлять отчетливые признаки крайнего изнеможения.
И вот как раз на пятом обороте я позволил себе редкое удовольствие: пообедать вместе с Вилемом и Симмоном. Они взяли себе обед в ближайшем трактире. Я не мог себе позволить потратить целый драб на яблоко и пирожок с мясом, поэтому упер из столовки ячменного хлеба и хрящеватую сосиску.
Мы сидели на каменной скамье у того самого столба, где меня секли. После экзекуции это место внушало мне страх, но я нарочно заставлял себя почаще бывать здесь, чтобы доказать себе, что я это могу. А когда оно наконец прекратило меня нервировать, я повадился там сидеть, потому что меня забавляло, как на меня пялятся другие студенты. И вот теперь я сидел тут потому, что мне тут было уютно. Это место было мое.
А поскольку мы довольно много времени проводили вместе, оно сделалось также местом Вилема и Симмона. Может, они и находили мой выбор странным, но, если так, они об этом молчали.
– Что-то тебя не видно совсем, – заметил Вилем, жуя мясной пирожок. – Болел, что ли?
– Ага, ну да, – съязвил Симмон. – Так и болел целый месяц!
Вилем зыркнул на него и что-то пробурчал, на миг напомнив мне Килвина.
Симмон на это рассмеялся:
– Вил учтивей меня. Я лично готов поручиться, что ты все свободное время мотаешься в Имре и обратно. Ухлестываешь за какой-нибудь сказочно прекрасной юной менестрельшей.
Он указал на футляр с лютней, лежавший рядом со мной.
– У него вид такой, словно он болел. – Вилем смерил меня придирчивым взглядом. – Твоя дама плохо о тебе заботится.
– Это все от любви! – понимающе сказал Симмон. – Не до еды. Не до сна. И вместо арифметики думаешь только о ней.
Я даже придумать не мог, что ответить.
– Во, видал? – сказал Симмон Вилу. – Она похитила его язык вместе с сердцем! У него нет слов, кроме как для нее. Нам он ни словечка уделить не может.
– Ага, и времени тоже, – сказал Вилем, откусывая стремительно уменьшающийся пирожок.
Да, конечно, это была правда. Друзьями я пренебрегал еще больше, чем самим собой. Я ощутил прилив вины. Я не мог сказать им всю правду: что мне надо выжать все, что можно, из этой четверти, потому что, вполне возможно, эта моя последняя четверть в универе. Я был гол как сокол.
Если вы не понимаете, отчего я не мог заставить себя сказать им об этом, значит, вы никогда не были по-настоящему бедны. Вы просто не поймете, как это унизительно: иметь всего две рубашки и стричь волосы самому, как получится, потому что на цирюльника денег нет. Я потерял пуговицу – и не мог себе позволить потратить шим, чтобы купить другую такую же. Я порвал штаны на колене – и мне пришлось зашивать их ниткой другого цвета. Я не мог себе позволить солить еду, не мог себе позволить выпить в те редкие вечера, которые проводил с друзьями.
Деньги, что я зарабатывал в мастерской Килвина, уходили на самое необходимое: чернила, мыло, струны для лютни… Единственное излишество, которое я мог себе позволить, – это гордость. Мысль о том, что мои лучшие друзья узнают, в каком отчаянном положении я нахожусь, была для меня невыносима.
Если мне очень-очень повезет, я, возможно, сумею скопить два таланта, которые нужны, чтобы выплатить проценты Деви. Но для того чтобы накопить денег и на проценты, и на оплату обучения в следующей четверти, требовалось прямое вмешательство высших сил. А что я буду делать, когда меня выпрут из универа и я наконец рассчитаюсь с Деви, я понятия не имел. Наверное, смотаю удочки и отправлюсь в Анилен разыскивать Денну…
Я смотрел на них, не зная, что сказать.
– Вил, Симмон, простите меня. Я просто ужасно занят в последнее время.
Симмон немного посерьезнел, и я понял, что мое ничем не объясненное отсутствие всерьез его задевает.
– Ну знаешь ли, мы ведь тоже не баклуши бьем. У меня вот риторика, химия, да я еще и сиарский учу. – Он обернулся к Вилу и насупился. – Кстати, чтоб ты знал: я начинаю ненавидеть ваш язык, чертов ты шим.
– Ту кралим! – дружелюбно ответил молодой сильдиец.
Симмон снова обернулся ко мне и заговорил с необычайной откровенностью:
– Нам просто хотелось бы видеться с тобой несколько чаще, чем раз в несколько дней пробегом из главного здания в фактную. Да, признаю, девушки – это здорово, но, когда девушка уводит у меня друга, я несколько ревную. – Он внезапно сверкнул солнечной улыбкой: – Не то чтобы я испытывал к тебе какие-то этакие чувства…