Имя ветра

Однако все не так просто. На самом деле две руны разрывают кирпичи пополам силой своего притяжения. Чтобы это предотвратить, надо добавить к каждому из кирпичей руну «ам». «Ам» – это руна глины, и она заставляет два куска глины сцепляться вместе. Проблема решена.

Если не считать того, что «ам» и «док» плохо сочетаются между собой. Форма у них не та. И, чтобы они сошлись, надо добавить еще несколько рун, «геа» и «тех». Потом, для равновесия, надо начертать «геа» и «тех» еще и на втором кирпиче. Вот тогда кирпичи будут держаться вместе, не ломаясь.

Но только если кирпичи состоят из одной глины. А большинство кирпичей не таковы. Так в целом имеет смысл перед обжигом добавлять в керамику немного железа. Разумеется, это означает, что вместо «ам» надо использовать «фер». «Тех» и «геа» при этом придется поменять местами, так, чтобы концы сошлись как следует…

В общем, как видите, для того чтобы соединить кирпичи, куда проще и надежнее взять обычный цемент.

Сигалдри меня обучал Каммар. Одноглазый человек в шрамах был у Килвина привратником. Нужно было доказать ему, что ты как следует овладел сигалдри, и только после этого ты мог пойти в ученики к кому-то из артефакторов поопытнее. Ты помогал им в их работе, а они за это обучали тебя всяким тонкостям ремесла.

Рун было сто девяносто семь. Это было все равно что изучать новый язык, только букв в нем было почти двести, и то и дело приходилось изобретать новые слова. Большинству студентов требовался почти месяц обучения, прежде чем Каммар решал, что они готовы идти дальше. У некоторых уходила на это целая четверть.

Мне потребовалось семь дней, с начала до конца.

Как?

Во-первых, мне было некогда. Другие студенты могли себе позволить тянуть время. Их родители или покровители покрывали все расходы. Мне же было необходимо как можно быстрее занять в фактной достаточно высокое положение, чтобы начать зарабатывать деньги своими собственными изделиями. Теперь главной моей проблемой была даже не плата за обучение, а Деви.

Во-вторых, я был очень талантлив. И я не был каким-то там средненьким талантишком. Я был уникален.

Ну и, наконец, мне повезло. Просто-напросто повезло.

Я шагал через пестрое лоскутное одеяло крыш главного здания. За спиной у меня висела лютня. Был пасмурный, сумрачный вечер, но я уже хорошо знал дорогу. Я старался идти по смоле и жести, зная, что по красной черепице и серому шиферу ходить опасно.

После какой-то очередной перепланировки главного здания один из внутренних двориков оказался полностью перекрыт. Попасть туда можно было лишь через окно одной из аудиторий, расположенное довольно высоко, либо с крыши, спустившись по старой узловатой яблоне.

Я ходил туда упражняться в игре на лютне. Заниматься у себя в «конюшнях» было неудобно. Мало того что на этом берегу реки музыка считалась легкомысленным занятием, я бы нажил себе немало лишних врагов, играя на лютне, когда другие хотят спать или заниматься. Вот я и ходил сюда. Это было идеальное место: уединенное и буквально в двух шагах от моего порога.

Живые изгороди одичали и разрослись, лужайка превратилась в сплошные заросли сорняков и цветущих растений. Однако под яблоней стояла скамейка, которая мне вполне годилась. Обычно я приходил сюда поздно вечером, когда главное здание опустеет и его запрут. Но сегодня был теден, и, если поесть побыстрее, у меня оставался почти целый час между занятием у Элксы Дала и работой в фактной. Масса времени на то, чтобы позаниматься.

Однако, дойдя до дворика, я увидел в окнах свет. Брандер сегодня припозднился с лекцией.

Поэтому я остался на крыше. Окна аудитории были закрыты, вероятность, что меня подслушают, была невелика.

Я привалился спиной к ближайшей трубе и принялся играть. Минут через десять свет в окнах погас, но я решил остаться где был, чтобы не тратить время на спуск вниз.

Я дошел до середины «Тук-тук, Тим!», когда из-за облаков выглянуло солнце. Золотой свет скользнул по крыше и стек с карниза, озарив узкую полоску двора внизу.

И тут я услышал шум. Внезапный шорох, точно во дворе пробежало вспугнутое животное. Но вслед за шорохом послышался другой звук, какого не издадут ни белка, ни кролик, прячущийся в живой изгороди. Резкий звук, глухой и отчасти металлический – словно кто-то уронил массивную железную полосу.

Я прекратил играть. Неоконченная песня продолжала звучать у меня в голове. Кто там? Кто-то из студентов подслушивает? Я спрятал лютню в футляр, подобрался к карнизу и посмотрел вниз.

За живой изгородью, заслонившей почти всю восточную часть дворика, было ничего не видно. Может, этот студент вылез из окна?

Закат быстро угасал, и к тому времени как я спустился вниз по яблоне, большая часть дворика лежала в тени. Отсюда мне было видно, что окно закрыто – нет, оттуда никто не вылезал. Несмотря на то что стремительно смеркалось, любопытство взяло надо мной верх, и я принялся пробираться сквозь кусты изгороди.