Имя ветра

Свинопас был тощий, выдубленный солнцем, с жидкой клочковатой бороденкой. На его длинном посохе болтался грубый бронзовый колокольчик, а через плечо была перекинута потрепанная сума. Пахло от него далеко не так противно, как вы могли бы подумать: свиньи, пасущиеся на вольном выгуле – животные довольно чистоплотные, куда чище тех, кого держат в загоне. Впрочем, даже если бы от него воняло, как от свиньи в загоне, я был бы не в претензии: мне на своем веку и не такое нюхать случалось.

– А я-т се думаю, чегой-т тако по речке слушно, – сказал свинопас. Говор у него был такой густой и нажористый, что аж на ощупь чувствовалось. Мама называла такой выговор «высокогорным», потому что его можно встретить только в глухих деревушках, затерянных где-нибудь в горных долинах, почти не имеющих связи с внешним миром. Даже в таких глубоко провинциальных городках, как Требон, местные в наше время говорят почти грамотно. Прожив так много времени в Тарбеане и Имре, я годами не слышал настолько ярко выраженного диалекта. Должно быть, дядька вырос в каком-то очень уж глухом уголке, по всей вероятности, действительно высоко в горах.

Он подошел, искоса поглядел на нас. Обветренное лицо было угрюмым.

– Чегой-т вы тут, га? – с подозрением спросил он. – А я-т се думаю, не то поет хтось…

– Эт сеструха моя, – объяснил я, кивая в сторону Денны. – Голосок у ней приятный, га? – Я протянул ему руку. – Здрасть, наше вам, судырь. Мине Ковутом звать.

Он явно был ошеломлен, когда я заговорил, и большая часть его угрюмой подозрительности сразу развеялась.

– Наше вам, рад знакомствию, судырь Ковут, – ответил он, протягивая руку в ответ. – Нечасто встренешь хлопца, что по-нормальному балакаить. У припортовых говор такой, быдта рот шерстью набит.

Я рассмеялся:

– У мине батя говаривал: «В роте шерсть – и в бошке шерсть!»

Он ухмыльнулся и потряс мою руку:

– А мине звать Скойван Шеммельпфенниг.

– Ну и имечко у табе, королю под стать! – заметил я. – Ты сильно обидишься, если я табе стану звать просто Шем?

– Дык дружбаны мои все так и кличуть, – ухмыльнулся свинопас, хлопнув меня по спине. – Шем – оно нормально для славных ребятишек навроде вас.

Он обвел взглядом нас с Денной.

Денна, надо отдать ей должное, даже глазом не моргнула, услышав, как я вдруг заговорил по-деревенски.

– Просю прощенья, – сказал я, указывая в ее сторону, – Шем, а эт вот сеструха моя ненаглядная.

– Диннаэ, – представилась Денна.

Я перешел на театральный шепот:

– Девка славная, но ужасть какая стыдливая! Слова лишнего не молвить, все равно как и нет ее…

Денна, не раздумывая, подыграла мне: потупилась и принялась нервозно ломать пальцы. На миг подняла глаза, улыбнулась свинопасу и тотчас снова отвернулась, изобразив такую застенчивую недотрогу, что я чуть было сам не купился.

Шем вежливо дотронулся до своего лба и кивнул:

– Наше вам, Диннаэ. Ни в жисть не слыхав такого нежного голосочка, – добавил он, сдвигая на затылок свою бесформенную шляпу. И, видя, что Денна по-прежнему прячет глаза, снова обернулся ко мне.

– Славные скотинки, – я кивнул в сторону разбредшихся свиней, которые петляли между деревьями.

Свинопас покачал головой, хмыкнул:

– Какие ж то скотинки? Вот лошадь, корова – то скотина, а эт так, хрюшки!

– Вот оно что! – протянул я. – А что, друг Шем, нельзя ли у табе порося прикупить? А то мы с сеструхой ужин нынча проворонили…

– Ну, дык эта… – уклончиво ответил свинопас, бросив взгляд на мой кошелек.

– Коли ты его нам зарежешь и разделаешь, я табе за него четыре йоты дам, – сказал я, зная, что это весьма щедрая цена. – Но тока при условии, что ежели соблаговолишь поужинать тута с нами.

Это был пробный камень. Люди, чья профессия предполагает одиночество – чабаны или свинопасы, – обычно либо предпочитают ни с кем не общаться, либо до смерти жаждут с кем-нибудь поболтать. Я надеялся, что Шем относится к последним. Мне нужны были сведения о той свадьбе, а никого из городских явно разговорить не получится.

Я лукаво улыбнулся ему, сунул руку в котомку и вытащил бутылку бренда, купленную у лудильщика.

– У мине тут даже найдеться, чем его сдобрить. Если ты, канеш, не против пропустить пару глотков с неместными в таку рань…

Денна поняла намек, вскинула глаза на Шема, застенчиво улыбнулась и тотчас снова потупилась.

– Ну, меня маманька как следует воспитала! – горделиво заявил свинопас, положив руку на сердце. – Я пью тока либо када пить охота, либо када ветер сильный! – Он театральным жестом сдернул с головы свою бесформенную шляпу и отвесил нам неглубокий поклон: – Вы, вродь как, ребята славные. Чего б нам с вами и не поужинать?

Шем изловил подрощенного поросенка, оттащил его в сторону, зарезал и разделал с помощью длинного ножа, что был у него в сумке. Я тем временем разгреб листву и выложил из камней импровизированный очаг.

Минуту спустя Денна притащила охапку хвороста.

– Я так понимаю, нам надо вытянуть из этого дядьки всю информацию до капли, так? – вполголоса спросила она у меня за спиной.

Я кивнул.

– Ты извини за «стыдливую сеструху», но…