Имитация

Я отворачиваюсь от них. В снегу – папа. У него красное лицо. У меня нет телефона, чтобы вызвать скорую. Он пропал девять лет назад. Он лежал здесь все это время? На несуществующей улице? Поэтому никто не мог его найти? А я всякий раз здесь оказываюсь без телефона. Я не могу его спасти. Я не могу вызвать скорую. Папа неподвижен.

– Ты не слышал вопроса? – голос упирается мне в затылок, пока я смотрю на папу. Оборачиваюсь. Совсем близко три лица. Среднее улыбается, несмотря на угрожающие нотки в голосе. – Сигаретки не найдется?

– Не курю, – хриплю ему прямо в лицо. От него исходит затхлый, как из запертого ящика, запах. Будто он выкурил старый сапог.

– Не куришь – и правильно, – говорит он. – Курение убивает. Не всегда курение, но убивает, это точно.

Я вижу, как движется красный язык за желтым частоколом узких нечищеных зубов.

– Папе плохо, – выдавливаю из себя. – Помогите.

– Он мертв.

– Нет.

– Он убит горем.

– Нет! – выкрикиваю. От моего крика у парня, что стоит посередине, изо рта течет кровь – ровной ниткой. Или я ударил его?

– Ты ударил меня? – он размазывает нитку по подбородку. Лицо его приближается. Нижняя челюсть, окрашенная кровью, ходит ходуном, я слышу скрип его зубов.

Мне больно. Не понимаю, где болит. Просто больно – везде. От его взгляда, от движения его челюсти, от скрипа зубов. Он не бьет меня. Он смотрит. И молчит. Почти падаю. Почти вижу, как папа открывает глаза. Оседаю, медленно оседаю в снег. Папа раскрыл глаза и смотрит в черное небо. Словно проснулся. В животе крутит, к горлу приливает что-то внутреннее, разъедающее, кисло-горькое.

– Папа, – зову, но и сам не слышу.

Ухом приземляюсь на снег. Изо рта течет, но уже нет сил посмотреть что. Перед глазами делается мутно, расплываются чьи-то ноги – той троицы, они уходят, понимаю я, можно подняться, нужно подняться, но утробная боль…

* * *

Вскакиваю с кровати. Так резко, что, проснувшись, обнаруживаю себя уже на ногах. Это сон. Всего лишь сон. Щупаю лицо – нет ли крови. Все в порядке. Все хорошо. Я в одежде – значит, уснул сразу после того, как мама ушла. Вспоминаю: номер, с которого звонили мне, не папин. Не папин. Это был кто-то другой, это был шутник, вбивший свой номер в мой телефон.

– Надо проветриться, – решаю. На этот раз кладу телефон в карман. – На этот раз? – одергиваю сам себя. – То был сон. Поход на странную улицу с безликими домами – всего лишь сон.

На воздухе мне легчает. Делаю несколько глубоких вдохов подряд, задерживаю дыхание в момент, когда грудная клетка готова разорваться. Затем тихо, долго выдыхаю. Вижу трубу, похожую на сигарету. Из нее поднимается вверх тонкая струйка дыма. Небо черное, как было во сне.

– Надо пройтись, – говорю сам себе, и ноги слушаются.

Переставляю ноги все скорей и скорей, но кажется, что ничего не меняется. С трудом движутся мимо меня дома, перекрестки, магазины, фонарные столбы и скамейки. Я опять забыл надеть шапку. Я опять куда-то иду.

– Не опять, – поправляю себя. – То был сон.

Ускоряюсь, но это не помогает. Уже почти бегу, но еле движусь.

– Мне снился мужчина в снегу, но… до этого ведь я видел его наяву. Того мужчину. А вдруг это и в самом деле…

Задыхаюсь от бега.

– …папа?

Несусь со всех ног, не разбирая дороги, по наитию, но с уверенностью, что окажусь там, где надо.

– Папа, – шепчу, как будто это может помочь.

Спичечные коробки начинают смыкаться вокруг меня, тогда останавливаюсь. Вдалеке три парня. Они стоят полукругом и, кажется, разговаривают. Руками и ногами делают движения, напоминающие разминку перед борьбой. Через дорогу вижу что-то черное в снегу. Перебегаю, приближаюсь, бухаюсь на колени прямо в снег, тяну руку к запястью – то ли пощупать пульс, то ли тряхануть за рукав, чтобы привести в чувства. Смотрю на лицо, это его лицо, папино лицо. Я трясу за рукав, хватаю запястье, пытаюсь нащупать пульс, снова трясу за рукав, хлопаю по плечу, по щеке – не сильно, чтобы не больно, шепчу, не переставая:

– Папа, папа, очнись, я нашел тебя, папа, тебя не было девять лет, но я нашел, кто же знал, что искать нужно здесь, на несуществующей улице, папа, очнись, три парня сейчас придут, очнись раньше, чем это случится, папа, спаси меня, папа вернись и спаси меня, папа…

У меня телефон. В кармане. Достаю. Слышу голоса рядом: три парня приближаются к нам с папой. Но я успею. Набираю номер скорой помощи.

– Алло, приезжайте, у меня папа нашелся, его не было девять лет, и теперь он лежит в снегу, скорее приезжайте.

– Адрес?

Озираюсь. Табличек нет.

– Приезжайте без адреса, – выпаливаю.

– Что за шутки, мальчик?

И кладут трубку. Решили, что шучу. Назвали меня мальчиком. Три парня уже совсем рядом. Папа в снегу. Его лицо пурпурное, то ли от света фонаря, то ли по другой причине.

– Папа, проснись, папа, вставай, папа, спаси, – шепчу.

Они подходят. Хочу спрятаться, но некуда. Они видят меня.

– Папа! – кричу.

Раздается телефонный звонок.

«Вызывает Папа». Нажимаю «ответить».

– Сынок, ты где? – слышу.

– Папа, я здесь, рядом! – кричу в трубку.

– Илья, мы потеряли тебя, ты где?

– Здесь!

– Сынок, найдись, пожалуйста. Мы, я и мама, очень ждем тебя.