Что это за «данные», где с ними можно ознакомиться, какова методика подсчета – о таких малосущественных вещах ничего не сообщается. Теперь представим себе, что перед нами текст, написанный грамотно и выдержанный в строгих нормах научного стиля. В таком случае весьма велика вероятность того, что идеология присутствует в нем не в качестве доминанты, а в виде аспекта, момента, стороны развивающегося знания. (Но не исключено, конечно, что под внешним лоском скрывается идейная вторичность.) Чтобы выявить этот аспект, необходимо иметь собственное видение предмета, собственную позицию, иначе невозможно отделить в чужом тексте иллюзии от реальной картины.
Из сказанного, как мы смеем надеяться, понятно, что мы вовсе не утверждаем, будто квалификация тех или иных положений в научном тексте как идеологических возможна только с позиций марксизма. Наша мысль состоит в ином: чтобы обоснованно судить о предмете, необходимо иметь отрефлексированную точку зрения, продуманную позицию. Обществовед обязан четко представлять, с кем он и против кого. Если он, как это часто бывает, склонен видеть в любой точке зрения нечто позитивное, если он равно приемлет самые различные и даже противоположные концепции, перед нами – типичная эклектика. А она не позволяет квалифицировать научные суждения на предмет их принадлежности к идеологии.
Положение обществоведа двойственно. Как ученый, он обязан «добру и злу внимать равнодушно». Но как член общества, гражданин, субъект социально-классовых отношений, он не может занимать отстраненную позицию в социальной борьбе. Профессионализм ученого заключается в том, чтобы подходить к изучаемому предмету непредвзято, всесторонне, избегая морализаторства. Однако в реальных научных текстах мы постоянно встречаемся с отступлениями от позиции чистого сциентизма, с морализирующей критикой. Наличие такой критики – верный признак наличия идеологических искажений в тексте. Чтобы не множить количества примеров, возьмем уже цитированную статью Б. В. Бирюкова. Ее пафос направлен против идеологии, которая трактуется резко отрицательно как «система превращенно-ложных представлений о некоем круге реалий»[430]
. Разумеется, поход Б. В. Бирюкова против идеологии не увенчался успехом: ведь идеология, как мы пытались показать, неотделима от социально-гуманитарной науки, однако в данный момент нас интересует не это. Автор резко критически отзывается о «сталинско-брежневской идеологии», ставя ей в вину, в частности, атеизм. Увлеченный критикой, он восклицает:«Вспомним Достоевского: “Если Бога нет, то все дозволено” – разве история тоталитарной идеологии в Советском Союзе не показала во всём ужасе реальность этого условного суждения?!»[431]
.Вообще-то приведенные Достоевским слова принадлежат не ему самому, а его герою Дмитрию Карамазову. Маститый ученый, каковым, без сомнения, является Б. В. Бирюков, должен понимать разницу между художником и его героем. Кроме того, автор, проживший благополучную, наполненную творческой работой жизнь в СССР, не счел нужным пояснить, какой такой особый ужас был в Советском Союзе. И не означает ли это, что Б. В. Бирюков выступает за то, чтобы в России в школах, как в царские времена, преподавался Закон Божий? Почему автор не замечает нестыковок в своих рассуждениях? На наш взгляд, по той причине, что он оставил позицию ученого, изучающего свой предмет, и перешел на позицию обвинителя. Но это разные позиции. В науке осуждение (как и одобрение) не может быть исходным пунктом анализа, моральная оценка должна следовать в качестве вывода из беспристрастного исследования. И если порядок вещей, естественный для науки, нарушается, то это явный признак соскальзывания науки в идеологию.
Мы можем также составить представление об идеологической ангажированности автора и по его отношению к научным авторитетам. Неписаные правила научного дискурса требуют судить ученого не по тому, насколько созвучны его идеи твоим собственным, а по реальному вкладу в науку. Табель о рангах в обществоведении давно сложился, и все профессионалы понимают, кто относится к мыслителям первого ряда, кто – второго, а кто занимает более низкую позицию. Примером такого добросовестного отношения к другим авторам был, например, К. Маркс. Совершенно не приемля взглядов Т. Мальтуса, он, тем не менее, неоднократно отзывался о нем с похвалой, воздавая должное научной проницательности своего идейного противника. (Соответствующая иллюстрация нами уже дана.) Образцом принципиального отношения к другим исследователям был также М. Вебер. Если некий исследователь, который занимается изучением проблем политэкономии, игнорирует вклад в эту науку Маркса, то данный факт может свидетельствовать либо об отсутствии профессионализма, либо о такой степени идеологической ангажированности, которая явно нарушает принятые в науке нормы.