Императив. Беседы в Лясках

— А как было с проникновением польской культуры из Австро-Венгрии в Пруссию и Россию?

— Такой процесс, хотя и с трудностями, происходил, ведь люди постоянно путешествовали. Россия часто отказывала в выездных паспортах, но нельзя сказать, что граница была непреодолимым препятствием. Вот как раз в своей новой картине я показываю, исторически аккуратно, что пересечь границу было довольно легко.

— А позднее, в 1918 году, когда национальная гордость была фактически вознаграждена государственностью, что произошло с системой сдержек и противовесов между президентской ветвью власти, парламентом и региональными властями? Были ли гражданские институты того времени следствием гражданских институтов Речи Посполитой?

— До какой-то степени, но была борьба за это. Первые заседания парламента — это был вообще поиск, какую форму выбрать, даже не ясно было, должна ли быть Польша монархией или республикой.

А потом — какая республика должна быть, какой парламентаризм? Ведь люди из трех частей территории Польши привозили совсем разный опыт. Сейчас вот издали книгу деда моей жены Эльжбеты. В ней описана история этих всех территорий — где кому что принадлежало. Это и Корона, и Великое княжество Литовское, и Галичина. В парламенте была серьезная борьба, как все надо устроить, на каких примерах. Те, кто имел опыт царской думы, имели совсем другое мнение, чем люди, которые были в австрийском парламенте или в прусском — во всех трех парламентах были поляки. В результате все это оформилось не очень удачно, и так было до 1926 года: очень сильный парламентаризм и очень сильная тяга к авторитарной власти. Парламент стремился доминировать, в итоге там сформировалось большинство, которое захотело сразу взять всю власть в свои руки.

— И парламент контролировал правительство?

— Да, очень сильно, из-за этого правительство уходило в отставку одно за другим. К тому же там появились и были серьезно представлены меньшинства — они тоже заигрывали с разными движениями.

— В том числе и коммунистической направленности?

— Да. Это все было.

— В итоге Пилсудский проиграл?

— Он ушел в отставку, но потом вернулся уже с пулеметами. Хотя похоже, что его противники готовились к этому тоже с пулеметами.

— И в 1926 году фактически установился другой режим в Польше?

— Да. Он был, можно сказать, полуавторитарный — его нельзя назвать полностью авторитарным, потому что многие элементы демократии были сохранены. Однако теперь правительство могло себе гораздо больше позволить. Новая конституция была гораздо менее демократической.

^{С Алексеем Баталовым, 1995 г.}

Вот что я сейчас вижу: есть так называемая сильная власть, но при этом государство слабое, а есть сильное государство, но власть часто может быть совсем слабой, как, например, в Швейцарии. В Швейцарии власть слаба всегда, но государство очень сильное, потому что есть дисциплина в народе. И финны тоже нас удивляют: власти там в важных вещах всегда умеют договориться с оппозицией.

А если есть сильная власть, как это случилось в 30-е годы в Польше, то нет достаточного контроля, и, кажется, что, например, армия попала в руки не очень компетентных людей. И то, что мы проиграли, — это не только потому что Германия была гораздо сильнее, но и потому что Польша не приготовилась к этой войне и что Рыдз-Смиглы[76], наш главный министр обороны, министр войны и главный вождь, оказался не очень талантливым.

И есть такая мысль, которая для меня звучит страшно, что если бы мы были лучше подготовлены и силы были сконцентрированы на западе, а не разделены на отдельные маленькие группы, то может быть, если бы Польша ударила по Германии…

— И хотя бы первые две недели продержалась…

— …продержалась, то, может быть, тогда Франция с Великобританией решили бы, что с Гитлером надо покончить. Так что, может быть, мы проиграли очень важный момент, и, несмотря на героизм и смерть стольких людей, все-таки мы, Польша, не справились в 1939 году. И это очень больно, потому что страдания были огромные. Поэтому сейчас иногда думаем: может быть тогда был такой шанс.

— Это был шанс для всей Европы.

— Да, конечно. Пилсудский еще предлагал превентивную войну. Но никто на это не пошел. А это, конечно, многое бы спасло, если бы в начале 30-х годов, после того, как Гитлер пришел к власти, сразу ударили по Германии.

Польша в 1980–1991 гг

[]