Далее Август обратился к очередным переменам в сенате[1304]. Состав этого органа, которому он выражал тем больше словесного почтения, чем меньше оставлял действительных полномочий, императора по-прежнему не устраивал. Сенат всё-таки оставался слишком многолюдным, хотя после первой чистки с помощью Агриппы удалось его несколько сократить. Кроме того, Августа не привлекали и нравственные достоинства многих и многих «отцов, внесённых в списки». С одной стороны – люди, известные своей порочностью, плохо прикрытой внешней добропорядочностью. С другой – льстецы, во всём принцепсу безоговорочно повинующиеся и готовые восхвалять его и по поводу, и без повода. На них полагаться также не стоило, ибо они всегда были готовы предать того, перед кем только что преклонялись. Тяжкое наследие многолетних гражданских войн! Но главным было то, что никто из сенаторов добровольно с курией Юлия расставаться не желал. Если в 29 г. до н. э. нашлось хоть полсотни человек, добровольно сложивших с себя сенатские полномочия, то на сей раз таких честных и самокритичных особ не оказалось. Потому Августу пришлось действовать самому. В то же время он менее всего хотел – это характернейшая его черта как политика – чтобы первоприсутствующего в сенате одного упрекали в чистке его рядов. В помощь себе на сей раз он самолично выбрал 30 сенаторов, которых хорошо знал и мог на них положиться. При этом все они приняли клятву, подобную той, которую в былые времена давали цензоры, когда вносили сенаторов в списки. И сам он её произнёс при отборе этой тридцатки.
Способ селекции будущих сенаторов Август изобрёл наисложнейший. Первая тридцатка должна была выбрать по пяти человек каждый и записать их имена на табличках. Родственников включать в списки категорически запрещалось. «После этого среди каждой пятёрки он произвёл жеребьёвку, с тем, чтобы один человек из пятерых, которому выпал жребий, и сам стал сенатором, и записал пять имён»[1305]. По такой схеме за несколько дней удалось избрать 300 человек состава будущего сената. Но при этом возникли некоторые неурядицы[1306]. Ряд выбранных лиц в Городе отсутствовал, и потому пришлось другим людям за них участвовать в жеребьёвке. В конце концов, Августу им же изобретённая процедура надоела, и он просто взял формирование сената в свои руки. Число «отцов, внесённых в списки» он довёл до 600, как и намечал. Вообще-то, принцепс полагал, что хватило бы и 300. Здесь он опирался на историческую традицию: в республиканскую эпоху вплоть до сулланской реформы 81 г. до н. э. сенаторов было 300. Но восстановить досулланскую численность оказалось делом проблемным. В этом случае в Риме появились бы сотни обиженных людей, да ещё и к элите общества принадлежавших. Едва ли бы они стали сколь-либо организованной политической оппозицией, но сам по себе рост числа недовольных его действиями Августу, конечно же, был не нужен. И без того нашлись обиженные. Они даже осмелились критиковать принцепса за несправедливость. Дабы смягчить обиду тех, кто был исключён из заветных списков, Август сохранил за ними право по-прежнему участвовать в традиционных общих обедах сенаторов на Капитолии, носить те же одеяния, что и действующие члены сената, занимать на зрелищах специально отведённые для них места. Более того, за не попавшими в списки сохранялось право выдвигаться на государственные должности, а уже избрание квестором открывало дорогу в сенат. Таким образом, многие исключённые со временем вновь обрели столь дорогой им сенатский статус[1307].
После сенатских преобразований в Риме обнаружился очередной заговор. Нескольким людям было предъявлено обвинение в злоумышлениях против Августа и Агриппы. Поскольку Марк Випсаний был в это время очевидным вторым человеком в государстве и помогал принцепсу в очередной чистке сената, а в 29 г. до н. э. они проводили таковую вообще вдвоём, рискнём сделать предположение, что заговорщики могли быть из числа обиженных потерей места в курии Юлия. Но вот сколь-либо относительно подробных сведений, проливающих свет на действительную сущность этого комплота, его состав, возможную опасность, в источниках нет. Дион Кассий – единственный автор, о заговоре этом написавший, ничего внятного так и не сообщил: «Обоснованными они были или ложными – о таких делах невозможно судить со стороны, ибо, какие бы меры наказания предполагаемых заговорщиков ни предпринял правитель – самолично ли, либо через сенат – часто возникает подозрение, что он действует из личной ненависти, сколь бы обоснованными и справедливыми ни были вынесенные приговоры. По этой причине я намерен обо всех такого рода случаях, за исключением самых очевидных, просто излагать то, что сообщается, не выходя за пределы обнародованных сведений, не вдаваясь в тщательное расследование и не высказывая мнения ни о справедливости или несправедливости какого-то действия, ни о ложности или истинности сообщаемого»[1308].