Поначалу надежды Луция на поддержку сторонников брата-триумвира частично оправдывались. Многие ведь полагали, что он действует в интересах Марка[521]! Консулу удалось даже пополнить своё войско людьми из «колониальных городов Антония», где население было дружественно настроено к триумвиру[522]. Но тут сильное смущение в умы внесло заявление квестора Антония Барбатия о том, что триумвир «сердит на ведущих войну с Цезарем, так как тем самым они действуют против общей их власти»[523]. Лгал Барбатий или нет, но многие после его слов от Луция и Фульвии отвернулись[524]. Тем не менее, мятежный консул отважно двинулся навстречу Квинту Сальвидиену Руфу, ведшему из Галлии большое войско на помощь Октавиану. Полководцы Марка Антония – Азиний Поллион и Вентидий Басс – шли за Сальвидиеном, имея возможность помешать тому быстро двигаться вперёд, но реально сколь-либо серьёзных помех ему не создавали. Скорее всего, такой образ их действий легко объясняется незнанием истинного отношения триумвира к происходящему.
Сальвидиен двигался по Италии вовсе не в одиночестве. Выдающуюся роль в начавшейся войне суждено было сыграть лучшему другу Октавиана, ставшему его вернейшим соратником, Марку Випсанию Агриппе. Он, как вскоре выяснилось, обладал по-настоящему большим полководческим талантом. Умело взаимодействуя, Сальвидиен и Агриппа принудили Луция отступить, иначе его войско оказалось бы раздавленным с обоих флангов наступающими армиями полководцев Октавиана. Не помышляя более о Риме, который теперь достался его противнику, Луций был вынужден отойти к хорошо укреплённому городу Перузии в Центральной Италии, в земле умбров, в верхнем течении Тибра и близ печально знаменитого Тразименского озера, где армия Ганнибала в 217 г. до н. э. истребила римское войско Гая Фламиния. Поскольку Перузия стала центром боевых действий, то и вся эта война вошла в историю Рима как Перузинская.
Вскоре близ стен Перузии появились три армии: войско Сальвидиена, войско Агриппы и, наконец, легионы под командованием самого молодого Цезаря. Луций Антоний оказался в ловушке, вырваться из которой надежд у него не было. Конечно, если бы полководцы Марка Антония пожелали бы действительно оказать помощь осаждённым в Перузии, то война могла бы повернуться в другую сторону. Как-никак и легионов у них было предостаточно, и воины в них служили испытанные во множестве боёв, да и полководческих талантов что Поллиону, что Вентидию было не занимать. Но в том-то и было дело, что они войне этой никак не сочувствовали, почему и призывы к немедленной помощи, каковые им передал всё тот же Маний – личность с их точки зрения сомнительная, впечатления на них не произвели. Луцию удалось только отрядить четырёхтысячную конницу грабить земли, хранившие верность Октавиану… Хорош защитник попранных интересов простых италийцев!
Отчаянную попытку переломить ход явно катящейся к поражению Луция войны предприняла Фульвия[525]. Она настойчиво стала торопить полководцев Марка Антония идти на помощь его младшему брату. Более того, Фульвия сама сумела набрать ещё одну армию, поручив её водительству Луция Мунация Планка. Этот многоопытный воитель для начала истребил целый легион Октавиана, шедший в Рим[526]. Но столь блестящее начало получило в итоге жалкое продолжение. Никакого взаимодействия три славных полководца то ли не смогли, то ли не захотели наладить… Вроде как не решили, кому быть главнокомандующим. Скорее всего, на них подействовало отсутствие всякого боевого рвения у рядовых воинов. Прежде всего, у солдат Поллиона и Вентидия. Потому, даже не попытавшись вступить в бой с решительно вышедшей им навстречу армией под командованием Агриппы и Октавиана, они бесславно отступили по трём разным направлениям. Азиний Поллион оказался в Равенне, Вентидий Басс – также на Адриатике, в Аримине, Планк же отошёл недалеко, в городок Сполетий, к Перузии довольно близкий. Он ведь совсем недавно одержал блестящую победу, и воины его, должно быть, находились в ином состоянии духа, нежели легионеры Поллиона и Басса. Тем не менее, продолжать войну Планк не стал. Силы его, понятное дело, по сравнению с войсками Октавиана, были слишком скромны. Но, недалеко отойдя от Перузии, он как бы сохранил достоинство. Веллей Патеркул по этому поводу не без яда заметил, что Планк более внушал Луцию Антонию надежду, нежели реально оказывал помощь[527].