Теперь у Октавиана не могло остаться сомнений в неизбежности войны. К таковой стали готовиться обе стороны. Но в армии немедленно проявили себя силы, не желавшие очередной братоубийственной распри. Два легиона, сражавшихся ещё под орлами божественного Юлия, а затем под водительством Антония, узнав о начавшихся военных приготовлениях, попытались предотвратить войну. Они отправили послов к каждому из противников с настойчивой просьбой помириться. Октавиан ответил, что он никакой войны не затевает, а вот консул Луций к таковой как раз и стремится. Тогда послы легионов вкупе с военачальниками в качестве последнего шанса избежать кровопролития предложили решить дело судом. Местом для суда избрали городок Габии близ Рима, недалеко от Пренесте. Октавиан прибыл первым, но вот Луций… Луций не явился. Аппиан сообщает, что случилось недоразумение: Октавиан-де послал отряд всадников навстречу консулу, дабы выяснить, нет ли на дороге какой-либо засады. Случилась стычка с конной охраной Луция. Пролилась кровь. Антоний-младший счёл за благо не ехать в Габии и не поверил военачальникам, обещавшим ему надёжную охрану[509].
Суд, однако, состоялся. Зря, что ли в Габиях помост-трибунал с двумя кафедрами посредине для ораторов соорудили?! И поскольку Луций Антоний не явился, то победу законно присудили своевременно прибывшей стороне – Октавиану![510]
Итак, война началась. Луций Антоний располагал шестью легионами и мог надеяться на одиннадцать легионов полководца Марка Антония Калена. У Октавиана было четыре своих легиона, стоявших в Капуе, кроме того, шесть легионов ему мог привести на помощь Сальвидиен Руф.
Разным было и финансовое положение противников. Если Луций располагал деньгами из провинций, где его брат не вёл войны, то у Октавиана всё было много сложнее. Все его провинции оказались охвачены войной, и потому деньги пришлось заимствовать из храмовых сокровищниц. Он опустошил Капитолийский храм в Риме, храмы в Анции, Ланувии, Немусе и Тибуре[511]. При этом он торжественно обещал вернуть изъятые деньги с избытком.
Война тем временем охватывала всё большие и большие территории Римского государства. В Африканских провинциях закрепился наместник Антония Секстий. Ставший союзником Луция царь Мавритании Бокх готовился сражаться с наместником Октавиана в Испании Карриной. К превеликому огорчению молодого Цезаря, былой союзник Брута и Кассия Гней Домиций Агенобарб, располагавший немалой силой: семьюдесятью боевыми кораблями, двумя легионами пехоты, легко вооружёнными воинами, включая стрелков из лука и пращников, стал опустошать земли триумвиров и прежде всего области Октавиана. Высадившись на юге Италии, он нанёс удар по флоту триумвира, захватив часть кораблей, остальные сжёг. После чего осадил город Брундизий[512].
Всё это заставило Октавиана действовать предельно энергично. Он послал к Брундизию легион воинов и немедленно отозвал Квинта Сальвидиена Руфа с его шестью легионами из Испании в Италию.
Оба противника – Луций и Октавиан – начали наборы в свои войска в Италии, которые оказались успешными у обеих сторон. Однако боевые качества вновь созданных армий весьма заметно разнились. Луций Антоний пользовался широкой поддержкой италийцев, что позволило ему собрать достаточно большое войско, но составляли его в массе своей новобранцы, не имевшие должного боевого опыта и плохо обученные. Что же до войск Октавиана, то они-то как раз оказались высокопрофессиональными, поскольку состояли из опытных воинов и поселенцев колоний, ветеранов недавних гражданских войн. Конечно, и в составе войск Луция были и успешные в прошлом легионеры, и некоторые ветераны войск Марка Антония, но число таковых было невелико. Пришлось даже укреплять армию консула гладиаторами… явное свидетельство нехватки подлинно боевых сил. Луцию, правда, удалось привлечь на свою сторону значительную часть римской знати. В этом ему большую поддержку оказала Фульвия, умело проводившая агитацию среди нобилитета и всадников[513]. Её свиту как раз сенаторы и всадники составляли, что производило должное впечатление, укрепляя позиции Луция. Иные могли полагать, что действует Фульвия с ведома Антония и, следовательно, в его интересах. На самом же деле триумвир находился в Александрии, где, по словам Плутарха, занимал себя «глупейшими мальчишескими забавами», и «пересказывать все его многочисленные выходки и проказы было бы пустою болтовнёй»[514].