Император Август и его время

Отдадим должное Октавиану. Он «разубедил солдат, уверив их, что у него с Антонием искренняя дружба и полное единомыслие, что Луций под влиянием враждебного настроения хочет поссорить их, противодействует власти триумвиров, благодаря которой воины имеют теперь постоянные владения в колониях. Он указал также, что конница ещё и теперь находится в Брутии, где и выполняет данное ей поручение»[497].

Понятно, что никакой искренней дружбы и полного единомыслия между молодым Цезарем и доблестным Марком не было и быть не могло. Терпеть они друг друга не могли с первой же встречи. Но в сложившемся положении соблюдение достигнутых ранее соглашений было в обоюдных интересах, и рушить таковые ни тот, ни другой не мыслили. Так что Луций однозначно выглядел в глазах солдат лжецом, каковым собственно и был. Землю-то ветераны получали от триумвиров, а вовсе не от консула, что воины тоже прекрасно понимали. Наконец, конница, посланная в Брутий, действительно защищала Италию от набегов воинов Секста Помпея. А ведь от таковых страдали и вновь образованные ветеранские колонии.

Важно отметить и следующее: продолжение, точнее, возобновление гражданской войны теперь уже между так недавно победоносно завершившими её триумвирами совсем не представлялось как рядовым легионерам, так и их центурионам и военным трибунам делом вдохновляющим. Вот потому-то, «узнав о всём происходящем, начальники войска устроили в Теане разбор всего этого дела»[498].

Представители командного состава легионов, стоявших в Италии, сумели в отличие от высших руководителей государства найти общий язык. Согласно сообщению Аппиана, «начальники войска» (надо понимать, старший командный состав – трибуны, центурионы-примипилы) собрались в Теане, местечке к югу от Рима в Кампании (совр. Теано), где сумели не только провести разбор сложившегося в Италии положения, но и договориться[499]. Договор гласил следующее: консулы должны управлять государством согласно заветам отцов, а триумвиры не должны этому препятствовать. Такое решение могло очень понравиться действующему консулу Луцию Антонию, но едва ли порадовало триумвиров, ни с кем властью делиться не желавшими. В этом и молодой Цезарь, и Марк Антоний, и Марк Эмилий Лепид были совершенными единомышленниками. Отдельный пункт гласил: триумвирам запрещалось набирать войско в Италии. Это напрямую задевало интересы Октавиана, поскольку он управлял именно италийскими землями. Особая забота была проявлена о легионерах, сражавшихся при Филиппах: никому, кроме них земельные наделы теперь не полагались. Войска Антония, находившиеся в Италии, должны были на равных участвовать в «освоении» денег и имущества проскрибированных. Решено было также произвести некоторое перераспределение легионов. Октавиан получал два легиона из войск Марка Антония для предстоящего похода против Секста Помпея – это было в интересах всех триумвиров, да и Луция Антония тоже. Азиний Поллион, чьи легионы входили в войска Антония и охраняли альпийские перевалы, должны были не мешать легионам Сальвидиена Руфа (согласно повелению Октавиана) двигаться в Испанию. Луцию Антонию предписывалось отослать свою личную охрану и продолжать «бесстрашно исполнять» свои консульские обязанности[500].

Увы, но претворение в жизнь этого столь тщательно выработанного договора немедленно застопорилось. Разве что Сальвидиен действительно перешёл Альпы, чему Азиний Поллион не воспрепятствовал. Взаимопонимания и согласия между консулом и триумвирами в Италии не добавилось. Более того, Луций Антоний ушёл из Рима в Пренесте, якобы из опасения, что Октавиан окружён телохранителями, а он – консул таковых теперь лишён[501]. К Луцию присоединилась Фульвия, ставшая вдруг опасаться за безопасность своих детей. При этом самым злонамеренным для них человеком она назвала почему-то Лепида…[502] Интересный поворот. Теперь Луций и Фульвия прямо выступали уже против двух триумвиров, сохраняя верность только Марку Антонию, что вытекало из их статусов брата и жены. Для разъяснения Марку сути происходящего в Риме и Италии они направили к нему не только свои письма, но и надёжных людей из числа своих друзей, дабы триумвир не усомнился в точности полученных известий.

И письма, и свидетельства посланников Марк Антоний получил, но почему-то вразумительного ответа ни брату, ни жене не дал. Во всяком случае, Аппиан, приложивший, по его словам, немало усилий для нахождения ответов триумвира, ничего о наличии таковых выяснить не сумел. Возможно, доблестный Марк не считал своевременным затевать войну в Италии, и потому нежданная инициатива брата и супруги была ему не по сердцу. Не исключено, что его отношения с Клеопатрой также поспособствовали его пассивности. Антоний был человеком сильных страстей, потому эта любовная страсть, ставшая самой могучей в его жизни, уже начинала постепенно определять многие из его поступков и деяний.