Император Бубенцов, или Хромой змей

И такой неподдельной горечью напитаны были слова, такая обида прорывалась в рыдающем голосе, что Бубенцов совершенно убедился – наконец-то настал тот редчайший миг, когда Шлягер говорит искренне. Попадает во все ноты. Адольф, по-видимому, сам был удивлён этим обстоятельством, страшно растерян. Такого с ним прежде не бывало. Настолько изолгался, что не мог устоять в каком бы то ни было человеческом чувстве. Всё соскальзывал в ёрничество. Всё, к чему ни прикасалась его гнусная мысль, в тот же миг опошлялось, теряло живую силу. Через мгновение, впрочем, очарование искренности испарилось.

– Семеро злейших истязали в тесном пространстве! – выл Шлягер, уже подыгрывая сам себе. – По приказу самого Вильгельма Готтсрейха Сигизмунда фон Ормштейна. В таких случаях сопротивляться нельзя-с. Опасно.

В плачущем голосе ещё слышался отзвук тоски, но тоска была уже наигранной, плач поддельный.

– Розыгрыш твой не вышел?

– Вот именно. В том-то и парадокс! Оказывается, грехи ваши, которые вы по скудоумию выложили на вчерашней исповеди, прощены на самом деле.

– И все долги мои списаны?

– Материальных долгов не касается. Сумка числится! Духовное только прощено.

Шлягер, сопя, пошмыгивая носом, принялся рыться в ящиках стола.

– Интересно у вас устроено, – усмехнулся Бубенцов. – Организация, чувствуется, серьёзная. А бардак неимоверный. Даже профессор удивлялся. Пропала целая сумка валюты, я жду, жду… Волнуюсь. Нервничаю. С ума схожу. Переживаю. А никто, гляжу, особенно-то и не парится.

– То были фальшивые деньги.

– Что ж тогда столько шуму? Из-за поддельных бумажек-то. Я помню, как ты в камере бился об решётку. Мордой своей волчьей. С чего бы это?

– С того это, уважаемый, что сама Федеральная резервная система Соединённых Штатов Америки не смогла бы выявить такого качества подделку. Ибо сама же их и печатала!

– Но в чём же тогда фальшь?

– В том, что мы-то знали! Мы-то знали, что деньги ничем не обеспечены!

– Какая разница? Подумаешь, они знали!..

– В метафизике, уважаемый! Мы-то знали! Вот как вы думаете – могли мы найти кандидатуру, более подходящую на должность императора российского? Да только кликни! Но вынуждены довольствоваться таким вот… – Шлягер брезгливо покривился. – Ибо кровь, кровь! Без крови теряется метафизика. Важнее всего – суть, содержание, а не форма. Нельзя будущее царство строить на зыбких основаниях. Разрушится.

– Оно у вас в любом случае разрушится, – сказал Бубенцов. – При таком-то бардаке.

– Бардак и несуразицы создаются с умыслом. Организованный хаос. Чтобы профаны не заподозрили.

– Хаос ради конспирации?

– Вас бы в замок под Красногорском как-нибудь взять. На худсовет. Ни один дознаватель не докопается! Всем польза от бардака. К примеру, под вашу опеку выделена особая группа. Называется «дружина оберега». Зарплата сдельная. Сами организовывают фронт работ. Устроили нападение, обеспечили защиту, получили наградные.

– Это они морду мне тогда набили? У метро. Перед банкетом в Колонном зале.

– А кто ж ещё? Контрольная проба крови для анализа. Весьма значительные средства были привлечены. Прокат автомобилей, бригада нападения, сексапильный проход Розы Чмель для завлечения вас, управление светофором, расчёт вашей психологии и прочее.

– Били, твари, по-настоящему.

– Вполсилы, поверьте мне, – сказал Шлягер. – Вполсилы. До первой крови. Был строжайший наказ не ломать лицевые кости. А то бы…

– Но позволь, – сказал Бубенцов. – Почему они знали, что я ввяжусь в драку? Пройди я мимо, никаких анализов у вас бы не было. Так?

– Не так, – усмехнулся Шлягер. – На пути вашем к Дому союзов расставлено было не менее дюжины подобных засад. В конце концов, на самом банкете вам разбили бы нос наши агенты.

– Но ведь драки на банкете могло и не быть!

– Скандал с вашим участием был неминуем. Ибо характер ваш просчитан.

Конечно, Бубенцов с самого начала понимал, что увяз глубоко, однако истинных масштабов бедствия представить не мог. Произошедшие давным-давно события теперь прояснялись, получали совершенно иное толкование. Сила и коварство лжи состояло в том, что правда обнаруживалась лишь тогда, когда всё уже свершилось, когда ничего нельзя поправить.

– Итак, это вы всё подстраивали, – сказал Бубенцов. – Рассчитывали каждый мой шаг. Управляли мной. Так?

– Не так, – возразил Шлягер. – Вы сами управляли собой. Мы свободы вашей не ущемляли. Нам не нужны наёмники. Нужны преданные, верные люди, которые служат по убеждению. Убеждения мы вкладываем в человека незаметно для него, контрабандой. Вживляем через образы, которые мало поддаются анализу. Через чувства, которые трудно контролировать. Через сердце, которое капризно и своевольно. Вам и в голову не приходила догадка, что вы всего лишь орудие чужой воли! Вы исполнитель чужой воли, причём, добровольный. Простите за невольный каламбур…

– Что ж, честность похвальна, даже и в таком вот циничном выражении. Ясно. Вам важно не как течёт река, а куда впадёт. А если я, предположим, откажусь от престола? Всё у вас рухнет! Ты подумал об этом?