Император Бубенцов, или Хромой змей

«А что, – думал Бубенцов, – что, если и душа так же устроена? Если, допустим, изъять из неё чувство зависти, страха, злобы… Обеднеет ли она после этих утрат, опустеет ли? Или, к примеру, убрать из памяти всё лютое, тёмное. Стереть все подлости, злые мысли, паскудные дела. Что останется? В том-то и дело! Ничего от человека не убудет! Самость-то остаётся! Если что-то в человеке от такой редактуры переменится, то только к лучшему. Кто же откажется от перемен, если они к лучшему? Кто против того, чтобы вместо жирного живота образовались у него тугие мышцы, кривые ноги стали стройными, лысина обросла шевелюрой? Кто откажется облагородить черты своего характера – сменить жадность на великодушие, трусость на отвагу? Всё это можно изменить в человеке без всякого ущерба для личности. Человек легко согласится на перемены, если совершенно твёрдо будет знать, что останется самим собою. Нельзя трогать только сердцевину, самость. У каждого она своя, отдельная, особая. Неизменная, личная, неповторимая, любимая дорогая. Вот за эту самость и цепляется всякий человек».

Вряд ли кто-нибудь сумел бы прочесть, понять, а уж тем более связно пересказать сумбурные мысли, которые целой стаей сверкнули в голове у обречённого Ерофея. Он точно знал только одно: что если бы, положим, исхитрились как-то сделать точную копию его, точнейшее повторение Ерофея Тимофеевича Бубенцова, ни в микроне, ни в едином атоме не отличающееся от оригинала… Вплоть до отпечатков пальцев, клонировали бы, что ли… со всеми мыслями, привычками, слабостями, со всей историей жизни, со всей родословной, до последнего колена, со всей его единственной, неповторимой личностью и даже, страшно представить, со всей будущностью – то и тогда это создание было бы чуждо, неприятно ему, а скорее даже и враждебно. Во всяком случае, Бубенцов ни одним движением сердца не пожалел бы, когда бы точную копию его тотчас же и уничтожили. Прихлопнули, как обыкновенного таракана. Не жаль. Потому что не бывает даже в совершенной, идеальной копии главного – самости. Самость – подлинник человека. Единственный, уникальный во всей вселенной. Неповторимый божественный шедевр!..

Отворилась дверь, всунулась какая-то рыжая баба, стала высматривать, привстав на цыпочки. Увидела наконец Ерошку, бледные губы её приоткрылись, чтобы окликнуть по имени, позвать… Но Джива уже вбегал в помещение. Шумно дыша, ворвались следом три азиата. Гремели сапогами, как кованые волки.

– Стоять!

Отбросили, отстранили рыжую. Та отступила с досадой. Приказ есть приказ. Оказывается, демонская иерархия устроена примерно так же, как и всякая прочая. В основе та же пирамида. Сильные бесы усмиряют, командуют злыднями помельче.

Глава 5. Инструмент влияния

1

Было позднее утро, когда в конце больничного коридора показалась скособоченная фигура Шлягера. Адольф вышел из сумрака, вступил в резкий свет люминесцентных ламп. Хромал, подволакивал ногу, приближался, постепенно увеличиваясь в размерах, согласно законам перспективы.

Под мышкою зажимал шуршащий куль с цветами. Церемонно раскланялся, поравнявшись с уборщицей. Шлягера здесь все знали, хотя никто не спешил знакомиться с ним близко. Ежедневно сталкивались в общем вестибюле первого этажа, где размещался офис. Лошадиная физиономия за прошедшие полгода примелькалась, стала привычной глазу. Уборщица, пропустив его, упёрла руки в круглые бока, некоторое время смотрела в спину, а затем молча плюнула вслед.

Бубенцов лежал, прислушиваясь к звукам, что доносились из коридора. Звякнуло ведро. Мягко постукивала эбонитовая трость по линолеуму. Шлягер вошёл в палату. Дверь закрылась с маслянистым щелчком. Адольф сбросил калоши, вскинул правую руку:

– Гей-роям слава!

Пытался шутовством сгладить вчерашнюю оплошность. Бубенцов промолчал.

– Гей… роям… – упавшим голосом повторил Шлягер, но и на этот раз не дождался нужной реакции. Приготовленная усмешка погасла на губах.

Отставляя в сторону негнущуюся правую ногу, Шлягер направился к окну.

– Что Вера? – спросил Бубенцов.

– Успокоили. Сказали, день-два, и вы на ногах! – бойко заговорил Шлягер. – Но женщина. Утлое создание. Восклицания, нервы, ахи, слёзы!

Щурясь от солнечного света, занялся принесённым букетом, шуршал целлофаном. Обернулся быстро, воровски. Но Ерошка караулил его взгляд. Шлягер смутился, насупился, отвёл глаза.

– Это ты подстроил, гад! – сказал Бубенцов. – Не смей отнекиваться! «Гей-роям». Шутки он шутит.

– Бес попутал! – пробормотал Адольф. – Чёрт.

– Какой ещё чёрт?

– Асмодей! Кто же ещё? Всё-то вы стараетесь вызнать! Вопросцы эти ваши… С подоплёкой. А мне ведь тоже досталось! Вот, вот и вот. – Шлягер тыкал пальцем в синие подглазья. – Это что же, по-вашему, я сам себе синяков наставил? А это? – Адольф задрал штанину. – По больной-то ноге. Палками. О-хо-хо. Кто же, если не чёрт?

– Ты подстроил, – упрямо повторил Бубенцов. – Никакой не чёрт!

– Эва загнули! Сам себя? По больной ноге?

– С тебя станется. Лицемер!