Император и ребе, том 2

Поэтому реб Шнеур-Залман стал вести спор еще осторожнее и с тем же сияющим выражением лица разъяснил, что учение Хабада ищет компромисса между хасидизмом в том виде, как его понимает простой народ в Польше и на юге России, и великим наследием учености и богобоязненности, которое покойный гаон оставил после себя. Ведь об этом написано так ясно и подробно в первой части книги «Танья», в книге для «средних», которую он, Шнеур-Залман, написал. Вот мы берем, например, то место, где сказано, что каждый еврей обязан постоянно стараться укреплять господство своего разума над своими чувствами, мозга — над сердцем, что это победа над животным началом, сидящим в каждом человеке.

Далее в «Книге средних» говорится, что изучение Торы — это главное, только оно служит колесницей для воли Всевышнего, и что заповеди — лишь одеяние, внешний покров для Божественной воли… Ведь уже это само по себе приближает хасидизм Хабада к тому, что проповедовал учитель наш реб Элиёгу из Вильны.

Чем дольше длился разговор, тем яснее реб Йегошуа Цейтлину становилось, что перед ним не один из тех хасидских ребе, которые говорят о «тайне Торы», чтобы скрыть собственное незнание, а великий знаток Торы и личность, которую все пережитые преследования и наветы не смогли ожесточить, а лишь просветили, не сломали, но укрепили. И что этот хасид ищет, на самом деле ищет средства сшить заново тот великий разрыв, который образовался между раввинским и хасидским еврейством.

Голос реб Йегошуа Цейтлина потеплел, его поведение стало дружелюбнее. Тем не менее он закончил спор так:

— Лучше бы, если бы этот разрыв изначально не появлялся. Тогда нечего было бы сшивать…

На это реб Шнеур-Залман, со свойственной ему глубокой сердечностью, ответил притчей:

— Реб Йегошуа, хвала Всевышнему за то, что покровы рвутся и что приходится их заново сшивать… Ведь это доказывает, что народ Израиля жив, что тело его цело, а душа — здорова. Только больные, Господи спаси и сохрани, не снашивают свою одежду…

3

После этого реб Йегошуа Цейтлин велел подать угощение для своего великого гостя, а за столом познакомил его с богобоязненными мудрецами своей Устьинской академии.

Самым любезным и внимательным из всех показал себя реб Мендл Сатановер. Он был единственным среди устьинских мудрецов, кто был прежде знаком с книгой «Танья» реб Шнеура-Залмана и даже основательно проштудировал ее.

Он приблизился к рослому ребе мелкими шажками близорукого человека и со смущенным приветствием «шолом алейхем» и сразу спросил об очень экзотической вещи. Так, по крайней мере, показалось ребе:

— Не читал ли реб Шнеур-Залман где-нибудь о философии рационалистов Давида Юма и Иммануила Канта?

— Нет, — поднял на него свои голубые глаза реб Шнеур-Залман. — Впервые слышу эти имена.

— И про «динг ан зих»[276] Канта вы тоже не слыхали? — продолжал сомневаться сатановец. — Неужели нет?

— Увы! — пожал своими затянутыми в атлас плечами ребе.

— Но это же весьма примечательно! — заговорил сатановец по-немецки, как всегда, когда был растерян. — У вас в книге «Танья», во «Вратах единения и веры», глава третья, есть мысль, сходная с мыслью Канта. Там у вас сказано, что мы видим своими глазами из плоти и крови только материальные стороны Божьего Творения, в то время как их истинные образы расплавлены, так сказать, в сиянии Бесконечности,[277] которое якобы излучается Его лицом. И мы не можем их никак постичь. Ведь это описание очень близко к идее феноменализма, присутствующей у величайших немецких мыслителей современности! Согласно Юму и Канту, каждая вещь проявляет себя только в пределах возможностей нашего телесного восприятия. Но о реальном образе каждой вещи мы ничего не знаем. О ее реальном существовании — не имеем представления.

Восхищенный, затаив дыхание, реб Шнеур-Залман выслушивал экзотические немецкие выражения и философские термины, которые неожиданно совпадали с его собственными мыслями, только выраженными иными, более простыми словами, как ему представлялось, более соответствующими духу еврейства…

Подумав, он посмотрел в близорукие глаза сатановца и сказал тихо и мягко, как, бывало, произносил свои субботние уроки об учении хасидизма: