— Как он у тебя вырос, Эстерка! Какие у него руки, какие ноги, не сглазить бы! Его женить надо, а не бар мицву ему справлять… — И вдруг реб Нота опомнился и крикнул через дверь на улицу: — Эй, Иван! Вытащи мне из сена красную коробку! Подарки для моего внука!
Глава девятая
Между свекром и невесткой
В ту ночь Эстерка впервые ночевала в спальне Кройндл. Ей было не очень приятно меняться постелями именно в тот день, когда приехал важный гость. Но Кройндл уперлась. На этот раз она тихо, но твердо предостерегла Эстерку: нет и нет! Она больше не будет ночевать в своей спальне и не будет бороться с «байбачком» посреди ночи… Эстерка не хотела поднимать шума и потому уступила. Утром мужская наглость единственного сына показалась ей любопытной, но вечером она отправилась в спальню Кройндл с некоторой неохотой. Усталая и смущенная, прокралась в полутемную комнатку, когда реб Нота и весь дом уже спали сладким сном.
Сама Эстерка, напряженная и взволнованная шумом и суматохой, которую приезд свекра внес в ее размеренную, тихую местечковую жизнь, никак не могла заснуть. Она вертелась на узкой кровати Кройндл, прислушиваясь к тому, как реб Нота свистел носом где-то за стенками и портьерами, и тихонько вздыхала. Ах, Боже! Она так долго ждала приезда свекра, но даже не успела переговорить с ним. Целый день крутилась как белка в колесе — а того, что было у нее на сердце, так и не выговорила…
Коптилка, стоявшая на печи, напротив полуоткрытой двери спальни, мерцала, подмигивала. Но единственный сын Эстерки даже не думал выкидывать одну из своих штучек, о которых рассказывала Кройндл. В большом доме ничто не шевелилось. И Эстерка в конце концов заснула. Ей снились беспокойные сны. Под утро она вдруг проснулась — ей показалось, что чьи-то знакомые пальцы схватили ее за плечо повелительным движением, которое тоже показалось ей знакомым. Из прошедших лет… Это было то же самое неприятное прикосновение, которое она уже ощущала на себе по утрам несколько дней подряд. Будучи не в силах больше ворочаться в чужой кровати, она сразу же поднялась и вошла в свою собственную большую и удобную спальню.
Ее появление разбудило Кройндл, спавшую в пышной хозяйской постели. Она распахнула свои черные глаза, оглянулась, увидала Эстерку и вспомнила, где находится.
— Ну? — сказала она, зевая и одновременно улыбаясь.
Лицо Эстерки осталось холодным и недовольным. Видимо, из-за того, что она не выспалась.
— Кройндл, — сказала она, — мне кажется, ты преувеличиваешь. Вот я пролежала в твоей постели целую ночь и не слышала даже шороха.
Кройндл пришла в раздражение, как это с ней частенько случалось в последнее время. Она заводилась из-за каждой мелочи. Кровь бросилась ей в лицо:
— Я вам лгу? Я выдумываю?
— Ш-ш-ш!.. Кройнделе, успокойся. Ведь реб Нота спит тут, за стенкой. Я только хотела сказать: может быть, он там… пошалил. И больше этого не будет…
Однако Кройндл не захотела успокаиваться. Сердитая, она выскочила из постели и поспешно оделась:
— Больше, говорите, не будет? Ваш достигший возраста бар мицвы молодчик просто устал, он допоздна играл с подарками деда. Но вот завтра-послезавтра вы кое-что увидите! Ему надоедят привезенные дедом цацки, и он опять возьмется за меня. Я знаю его лучше, чем вы. Или замок на моей двери, или…
— Хорошо, хорошо Кройндл, договорились, договорились. Уж я его поймаю. Я обязательно должна схватить его за руку… Ты уже встаешь? Так рано? Может, так даже и лучше. Скоро уже общинные заправилы начнут толкаться у двери реб Ноты. Смотри, чтоб ему дали помолиться и перекусить. Смотри, чтобы Хацкл стоял у двери и не впускал бы всех подряд.
— Я уже обо всем позаботилась, — немного сердито вскинула свою красивую головку Кройндл. — Еще вчера.
И, уже выходя, она остановилась в дверях, повернула голову и резко, с неостывшим сдерживаемым гневом предостерегла:
— Вы еще увидите, преувеличиваю ли я!
Кабинет реб Ноты, который одновременно служил ему спальней и был разделен надвое ширмой, располагался по соседству с комнатой Эстерки, будучи отделен от нее тоненькой стенкой и занавешенной дверью. Предыдущей ночью Эстерка подслушивала за этой дверью, как ее сын готовил проповедь. Точнее, она слышала, как он не хотел ее готовить… Там, в кабинете, стояли большие книжные шкафы с дорогими книгами реб Ноты, переплетенными в кожу. А на массивном дубовом столе, покрытом зеленым сукном, громоздились грудой вскрытые письма с разломанными сургучными печатями, бухгалтерские книги и счета. Заточенные гусиные перья торчали из черного каменного кубка. Наполовину сложенная карта высилась горбом на краю стола.