Император. Книга четвертая. Александр

– Вы постарайтесь.

– Больше, чем отец.

– Не сотвори себе кумира! Помните эту заповедь из библии?

– На войне от библии мало толку. Заповедями в бой солдат не поднимешь.

– Вот как? Идите! – раздражённо бросил он.

* * *

Похороны генералиссимуса были назначены на одиннадцатое мая. Император попросил, чтобы их перенесли на субботу, днём позже. В пятницу я встретил полковника Саблукова. Его полк дежурили во дворце. Саблуков сообщил мне, что будет с эскадроном конной гвардии участвовать в похоронной процессии. Но, вот, незадача: император не разрешил надевать парадные мундиры.

– Почему? – возмутился я.

– Не знаю. И лучше об этом ни у кого не спрашивать.

Мне было приказано провести наблюдение за выносом гроба из дома графа Хвостова и доложить о сём императору. Я встал рано. Мне все не давала покоя новость, сообщённая Саблуковым. Как это так? В последний путь провожают самого великого полководца в истории России, а конная гвардия будет в повседневных мундирах. Гордость и упрямство взыграли во мне. Потомственный шляхтич я или нет? Я решительно распахнул дверцы гардероба и достал старый мундир, в котором прошёл половину Швейцарии. Я надел его и почувствовал себя гордым и свободным. Старые сапоги, одолженные мне Жаном, начистил до зеркального блеска. Старая шляпа, хоть и была помята, но смотрелась отлично. Сюртук поношенный, в заплатах, но от него все еще пахло порохом и пушечным салом. Сколько его не чистили, не отпаривали, запах держался крепко.

К дому Хвостова я подъехал к девяти утра. Казалось, весь город собрался вдоль Крюкова канала. Близко пробраться я так и не смог. Наблюдал издалека. Гроб с телом генералиссимуса вынесли на балкон, а оттуда спустили на руки конногвардейцам. Полицмейстеры стали раздвигать толпу, чтобы дать возможность выстроиться процессии. Я направился к Зимнему.

Император со свитой проводил смотр кавалерии возле Летнего сада. В вахтпараде принимали участие Лейб-гвардия и Лейб-гусары, а также Лейб-казаки и казаки Аральского полка. Павел наблюдал строевые упражнения, верхом на своём любимом белом коне Помпоне. Вокруг генералы из свиты. Император делал замечания великому князю Константину, чьи Лейб-гвардейцы не чётко держали строй. Тут же я заметил карету императрицы. Сама Мария Фёдоровна с дочерями и фрейлинами наблюдала за парадом из крытой деревянной беседки.

Кутайсов обернулся. Увидев, во что я одет, в ужасе замахал руками, чтобы я убирался немедленно. Павел краем глаза уловил его жесты и тоже обернулся. В глазах его вспыхнул гнев, но тут же, усилием воли император погасил в себе чувства.

– Откуда у вас дырка на шляпе? – спросил он спокойно, однако в голосе его теплилась гроза.

– Французская пуля. Когда штурмовали Чёртов мост, – так же спокойно ответил я.

Павел повернул коня и подъехал вплотную ко мне.

– Константин рассказывал, что там творился ад. Под ногами пропасть, узкая тропа, прижатая к скалам, а на другом берегу вражеские егеря, берущие вас на прицел.

– Так и было, государь.

– Вы боялись смерти?

– Об этом не думаешь.

– Как это?

– Когда вокруг кипит бой, у тебя одна мысль – победить. Страшно – это правда. Но и о страхе вскоре забываешь.

– Чего больше всего боялся Суворов?

– Боялся, что его солдаты дрогнут. Боялся, что не успеет выручить Римского-Корсакова. Боялся осрамить честь и славу Отечества.

– Ваше величество, – окликнул его Кутайсов, – сейчас будет самое интересное: поэскадронное перестроение.

– Я должен с ним проститься, – крикнул Павел.

– А как же пикник? Вы обещали императрице и великим княжнам каплунов под апельсиновым соусом…

– Закончить вахтпарад! – приказал Император и пустил коня рысью в сторону Садовой улицы.

Народ столпилось так много, что невозможно было пробраться к Невскому.

– Пропустите императора! Дайте дорогу царю! – требовали полицмейстеры. Толпа нехотя расступилась. Павел, а за ним свита выехали на угол Невского, напротив императорской библиотеке. Сам Невский и все прилегающие улицы были запружены людьми. На всех балконах и даже на крышах стояли горожане в ожидании процессии. Узкий проход ограждали гренадёры с траурными ленточками на штыках. Старые усатые солдаты стояли навытяжку, не шевелясь, а из глаз у них текли слезы.

– Посмотрите, солдаты плачут, – с изумлением ребёнка произнёс Павел.

– Весь народ скорбит, – сказал фон Пален.

– Но солдат не может плакать. Он – воин с каменным сердцем.

– Иногда такое случается, – возразил фон Пален.

Со стороны Казанского собора показалась процессия. Впереди шли офицеры, неся на бархатных подушечках ордена. Затем кони с черными накидками тащили катафалк, за катафалком шли родственники, чиновники и военные. Процессию с двух сторон сопровождали конногвардейцы.

Катафалк поравнялся с Садовой. Император выехал вперёд и оказался возле гроба. Процессия остановилась. Павел снял шляпу. Толпа замерла. Наступила удивительная тишина: ни шороха, ни звука… Павел склонил голову и тихо произнёс:

– Прости! Прощай! Мир праху твоему!

Процессия двинулась дальше. Царь повернул коня обратно. Он ехал медленно, низко опустив голову. Люди расступались.