– Что по этому поводу говорят из Вены? – произнёс Багратион, кинув грозный взгляд на подполковника Вейротера.
– Я вместе с вами шёл в колонне, – с возмущением ответил австриец. – Я сам не пойму, что хочет наш штаб.
– Что здесь непонятного? – удивился генерал Милорадович. – Уничтожить русскую армию. И не просто уничтожить, а опозорить. Вот вам!
Он свернул фигу и сунул в нос Вейротеру. Тот в негодовании схватился за шпагу.
– Только попробуйте! – предупредил Багратион. – Я прикажу вас расстрелять прямо во дворе монастыря. Среди солдат найдутся много охотников продырявить вас, когда узнают правду.
– Но, господа! – вскричал австриец. – Я действительно ничего не знал о планах генштаба.
– Вот что я нашёл здесь у коменданта. – Ввалился в комнатку генерал Розенберг, показал всем листок в виде театральной афишки. – За голову главнокомандующего русской армии дадут золота столько, сколько она весит. Как вам, господа?
Суворов внимательно рассмотрел афишку, усмехнулся:
– Так голова моя сухенькая, маленькая. За неё много не получишь.
Вошёл генерал Дерфельден мрачнее декабрьской тучи. Снял шляпу.
– Докладывайте, – приказал Суворов.
– Не хочу вас расстраивать, господа, – сказал генерал, подходя к столу с картами. – Но мы в западне.
– Конкретней, – попросил Суворов.
– Одна бригада из дивизии Мортье прошла в тыл и перекрыла все дороги из Муттенской долины через Росштокский перевал. К Цюрихскому озеру назад не пробиться.
– Где сам Мортье, удалось разведать? – спросил Суворов.
– Сама дивизия Мортье, девять тысяч, пятьсот штыков и бригада Гумбера три тысячи, пятьсот штыков, а с ними бригада из дивизии Лекурба – всего шестнадцать тысяч штыков – готовятся атаковать нас в лоб со стороны Швица. Наконец, бригада Молитора и дивизия Сульта спешно направляются в районе Молис – Гларис, с тем, чтобы занять позиции и закрыть единственный путь отхода из долины. Все! Мышеловка захлопнулась. У нас осталось два плана: умереть или …
– Не стоит произносить название второго плана, – настойчиво попросил генерал Багратион.
Все смотрели на Суворова. Он смотрел на карту, и нельзя было понять, что творится в его душе. Спасти нас могло только чудо.
– И так, мы остались одни, – произнёс он медленно, но голос его был твёрд. – Маленькая истощённая армия. У нас нет продовольствия. У нас нет артиллерии… Но самое паршивое – к нам никто не придёт на помощь. Господа, дайте мне пару часов все обдумать. Я вас позову.
Суворов говорил, как можно спокойнее. Он закрыл глаза и опустил голову, чтобы не выдать волнение. Офицеры тихо вышли из штаба.
– Выберемся, господа, – уверенно произнёс Багратион. – Старик знает, что делать. Был бы кто другой, но Суворов французам нет по зубам.
– Выберемся! – подтвердил Милорадович. – Или погибнем.
– Хлебушка бы кусочек, – пожаловался Розенберг. – Сыр этот швейцарский уже опостылел.
– О чем вы, Андрей Григорьевич? – загудели офицеры.
– Я о хлебе. И о сыре местном, – жалобно простонал Розенберг. – В Петербурге его тоненькими пластиночками к вину подают с фруктами. – Выпучив глаза проревел: – Вырвемся отсюда, в рот больше эту гадость не возьму! – И уверенным широким шагом пошёл прочь.
Прорыв
У меня разбухли ноги и пожелтели пальцы. Ходить было очень больно. Георгий намазал мне ступни каким-то вонючим маслом, обернул портянками из мягкого холста. Нашёл сапоги с убитого французского офицера. Сапоги были огромные, как раз для моих распухших ног. Мой старый мундир расползался по швам от ветхости. Один из артиллерийских офицеров одолжил мне свой старый, выцветший, но ещё годный к носке. Сам рядовой Таракан нашивал на амуницию заплату на заплате, но все делал добротно и ладно.
– А лошадь наша сдохла, – с сожалением сказал он. – И поклажа наша кончилась. Но ничего. Придумаем что-нибудь.
* * *
Константин заглянул в комнатку, где мы ютились с Аркадием Суворовым.
– Фельдмаршал зовёт меня на совет, – сказал он. – Я хочу, чтобы вы пошли со мной.
– За что такая честь? – удивился я.
– Не спрашивайте. Мне с вами спокойнее, Добров. Помните, когда мы шли по ледяному склону Росштока, у меня было такое чувство: если вы рядом – со мной ничего не случиться. Вы тогда сорвались в пропасть, и я подумал, что и меня ждёт конец. Молился Богородице. Но когда вы вновь появились живой и невредимый, я понял – это знак свыше. Вам приказано меня убить в случае опасности. Но на самом деле – вы мой ангел хранитель.
Мы направились к монастырю Святого Иосифа. Подошёл Милорадович. За ним на хромой лошади подъехал Розенберг. Тяжело слез на мощённую булыжником дорожку. Дерфельден маленького роста в огромных ботфортах быстрым шагом приближался вдоль низкой беленой стены монастыря, неся в руках шляпу с облезлыми перьями.
– А почему австрийцев нет? – удивился Милорадович.
– А австрийцев наш старик не пригласил, – ответил адъютант Фукс.
– Оно и понятно, – зло сказал Розенберг. – Послушали их, чертей, – вот и попали в западню.
Дверь отворилась, вышел Багратион.
– Как там наш Александр Васильевич? – спросил Дерфельден.