Император Мэйдзи и его Япония

В этот же день верховный суд приговорил к высшей мере наказания 24 человека во главе с Миясита и Канно Суга, бывшей гражданской женой Котоку Сюсуй. Они были признаны виновными в подготовке покушения на жизнь императора. Премьер-министр Кацура Таро доложил о вердикте Мэйдзи, и тот распорядился смягчить наказание. В результате – смертной казни через повешение подверглось всего 12 человек. Остальные получили пожизненный срок. Приговор был приведен в исполнение на удивление быстро – 24 и 25 января. В числе казненных находился и Котоку Сюсуй. Его признали идейным вдохновителем неудавшихся убийц.

Казнь заговорщиков нанесла тяжелый удар по японским социалистам. У «простых» японцев они не вызывали никакого сочувствия. Мало того, что они покушались на императора. Они были открытыми приверженцами «свободной любви». Пресса не упускала возможности, чтобы еще раз подчеркнуть: социалисты угрожают святая святых – семье[370]. «Свободная любовь» по-прежнему процветала в «веселых кварталах», но к этому времени они все больше ассоциировались с непотребством. Многие мужчины являлись клиентами публичных домов, но говорить об этом вслух стало неприличным.

Чтобы прийти в себя, социалистам потребовалось около десяти лет. Им не удалось перехватить «террористическую инициативу» у ультраправых – в ближайшие десятилетия в качестве главных террористов будут выступать носители самурайских, «патриотических» идеалов – почитатели института императоров, полагавшие, что им выпало счастье проживать в стране богов.

Газеты опубликовали текст приговора по делу о покушении на жизнь Мэйдзи 19 января. В этот же день газета «Ёмиури» поместила передовицу под названием «Проблема Южного и Северного дворов. Грубая ошибка государственного учебника»[371]. Речь шла о трактовке событий XIV века, когда в Японии сосуществовали два императорских двора – в Киото и в горах Ёсино, в нескольких десятках километров к югу от столицы. В Киото находились ставленники сёгунов из рода Асикага, в Ёсино – императоры из конкурирующей линии, которые были более самостоятельны в своих поступках. В 1392 году дворы объединились под эгидой Севера. Что оставалось делать школьникам? Они заучивали девизы правления обоих дворов, могилы правителей как Северной, так и Южной династии обладали для них одинаковым статусом.

Однако состояние умов в обществе было таково, что требовалась однозначность – краеугольным камнем официальной идеологии являлась формула «бансэй иккэй» – «десять тысяч правлений императоров из одной родственной линии». Параллельное сосуществование двух дворов нарушало стройную картину мира, одновременное сияние сразу двух солнц слепило и раздваивало личность.

Поэтому ревнители метафоры «единого» были просто обязаны принести в жертву один из дворов. Задача была непростой – ведь Мэйдзи был потомком императоров Северной династии. Однако здесь сыграло роль другое соображение. Сёгуны Асикага считались не просто «плохими», а очень плохими. Они держали киотосский двор в «черном теле», не предоставляли средств на его содержание, так что многие императорские ритуалы перестали проводиться. А двор Ёсино боролся с сёгунами. Это означало, что следует пожертвовать Северной династией. Школьный учебник подвергся осуждению довольно широкой общественности за несоответствие принципу «бансэй иккэй».

Вопрос о династической законности достиг такой остроты, что его обсуждали в парламенте, на заседании правительства, в Тайном совете. Власти перепугались и объявили, что только Южный двор следует признать легитимным. Период «Южной и Северной династий» перестал существовать, теперь это время приказали именовать «периодом Ёсино». Автора учебника Кида Садакити (1871–1939) уволили из Министерства образования, другие историки еще раз призадумались над тем, где проходит граница дозволенного. В то время история и современность были связаны крепко, в актуальности истории не сомневался никто.

1 марта состоялась церемония открытия Императорского театра. Он стал первым европейским театром в стране. Он был построен в стиле французского ренессанса, но, в отличие от прежних знаковых сооружений, архитектором был не европеец, а японец. Здание было отделано мрамором, на церемонии открытия японская элита наблюдала за балетом в исполнении местной хореографической школы. Первыми из иностранцев там выступали танцоры Дягилева. Вскоре в этом лучшем в Японии зале стали выступать и актеры Кабуки. То, что европейские знаменитости выступали с ними на одной площадке, придавало театру Кабуки международный престиж.