Императорская Россия в лицах. Характеры и нравы, занимательные факты, исторические анекдоты

Наконец, назначены окончательные проводы в гостинице, помнится, в селе Всесвятском. Дружно выпит прощальный кубок, уже дорожная повозка у крыльца. Отъезжающий приятель сел в кибитку и пустился в путь. Гости отправились обратно в город. Толстой сел в сани с Денисом Давыдовым, который (заметим мимоходом) не давал обета в трезвости. Ночь морозная и светлая. Глубокое молчание. Толстой вдруг кричит кучеру: стой! Сани остановились. Он обращается к попутчику своему и говорит: «Голубчик Денис, дохни на меня».

(П. Вяземский)

Салон Е. М. Хитрово

Лиза в городе жила
С дочкой Долинькой.
Лиза в городе слыла
Лизой голенькой.
Нынче Лиза en gala
У австрийского посла,
Не по-прежнему мила,
Но по-прежнему гола.

В ее (Е. М. Хитрово) салоне, кроме представителей большого света, ежедневно можно было встретить Жуковского, Пушкина, Гоголя, Нелединского-Мелецкого и двух-трех других тогдашних модных литераторов. По этому поводу молва, любившая позлословить, выдумала следующий анекдот: Елизавета Михайловна поздно просыпалась, долго лежала в кровати и принимала избранных посетителей у себя в спальне; когда гость допускался к ней, то, поздоровавшись с хозяйкой, он, разумеется, намеревался сесть; г-жа Хитрово останавливала его: «Нет, не садитесь на это кресло, это Пушкина, – говорила она, – нет, не на диван – это место Жуковского, нет, не на этот стул – это стул Гоголя – садитесь ко мне на кровать: это место всех! (Asseyez-vous sur mon lit, c’est la place de tout le mon-de)».

(В. Соллогуб)

* * *

В летописях петербургского общежития имя ее осталось так же незаменимо, как было оно привлекательно в течение многих лет. Утра ее (впрочем, продолжавшиеся от часа до четырех пополудни) и вечера дочери ее, графини Фикельмон, неизгладимо врезаны в памяти тех, кто имел счастье в них участвовать.

(П. Вяземский)

Император Николай очень любил маскарады и каждый раз в эти вечера появлялся в Дворянском собрании. К нему подходит женская маска со следующими словами:

– Знаете ли, государь, что вы самый красивый мужчина в России?

– Этого я не знаю, – отвечал он, – но вы должны бы знать, что этот вопрос касается единственно моей жены.

(«Исторические рассказы…»)

* * *

Когда я танцую на бале, и мой взор случайно останавливается на императоре, меня всегда охватывает некое мучительное чувство! Эта импозантная фигура, это благородное и красивое лицо, несомненно, говорят о необычайной душевности. Я уверена, что его душа способна возвыситься над заурядностью, что она достойна быть выше миллионов других душ! Но суровое выражение его прекрасного чела выдает вместе с тем и нечто другое – его душа скована бронзовыми оковами, она не может оторваться от земли, она жестока, угнетает его, не позволяет расслабляться. Этот взгляд неумолим, и нужно иметь большую смелость, большую независимость духа, чтобы, встретившись с ним, выдержать его!

(Д. Фикельмон)

Наталья Гончарова (Пушкина)

С семейством Натальи Николаевны Гончаровой, будущей супруги своей, Пушкин познакомился в 1828 году на балу, когда ей было лишь шестнадцать лет. Через два года молва о необыкновенной красоте девицы Гончаровой усилила в сердце в неукротимый пламень первую искру страсти, запавшую при первой встрече.

«Я восхищен, я очарован, короче – я огончарован», – шутливо говорил он своим друзьям, рассказывая им о предмете своей любви.

(«Шутки и остроты А. С. Пушкина»)

* * *

Пушкин поражен был красотою Н. Н. Гончаровой с зимы 1828–1829 года. Он, как сам говорил, начал помышлять о женитьбе, желая покончить жизнь молодого человека и выйти из того положения, при котором какой-нибудь юноша мог трепать его по плечу на бале и звать в неприличное общество…

(П. Вяземский)

Один лицеист, вскоре после выпуска из императорского Царскосельского лицея (в 1829 г.), встретил А. С. Пушкина на Невском проспекте, который, увидев на нем лицейский мундир, подошел и спросил:

– Вы, верно, только что выпущены из лицея?

– Только что выпущен с прикомандированием к гвардейскому полку, – ответил лицеист. – А позвольте спросить вас, где вы теперь служите?

– Я числюсь по России, – был ответ Пушкина.

(«Шутки и остроты А. С. Пушкина»)

<…> Вчера (Пушкин) был очень любезен, ужинал и пробыл до двух часов. Восхищался детьми и пением Кати (дочь Булгакова). <…> Он едет в армию Паскевича узнать ужасы войны, послужить волонтером, может быть, и воспеть это все. – Ах, не ездите! – сказала ему Катя. – Там убили Грибоедова. – «Будьте покойны, сударыня: неужели в одном году убьют двух Александров Сергеевичев? Будет и одного!»…

(А. Я. Булгаков − К. Я. Булгакову, 21 марта 1829 г.)

Из «Путешествия в Арзрум»