Ужасное имя «трус» в мгновение ока облетело все траншеи, и положение М. сделалось ужасным… Все знали, что храбрый Скобелев назвал его трусом, и никто не знал истинной подкладки. Кто поверит его оправданиям? Отныне всякий будет смотреть на него как на презренного труса… Так думал несчастный, и эта мысль до того засела в его голову, что ни на минуту не давала ему покоя: ему казалось, что все на него смотрят с презрением, все от него отворачиваются. Он был близок к умопомешательству. Но вот в одну из бессонных ночей накануне самого штурма счастливая мысль осеняет М… Опрометью бросается он к ставке главнокомандующего.
– Ваше превосходительство, я не трус, дозвольте мне доказать это, – дрожащим голосом и с воспаленными глазами говорил юноша.
Скобелев внимательно посмотрел на него.
– В охотники?
– Точно так, ваше превосходительство!
И через пять минут М. вербовал уже охотничью команду, которая должна была броситься на грозные стены Геок-Тепе и пожертвовать собою, чтобы облегчить успех штурма товарищам.
М. ожил и деятельно готовился к штурму.
Настало утро, загрохотали батареи, посылая смерть осажденным, раздались звуки музыки, и штурмовые колонны с развернутыми знаменами, предшествуемые штурмовыми колоннами, двинулись на штурм… Штурма описывать не будем. Но вот одна из деталей этого дела: на небольшом кургане внутри взятой крепости верхом на коне стоит Скобелев, окруженный своим штабом. В нескольких шагах от него небольшая горсть охотников штурмует блиндированную саклю. Сакля наконец взята, защитники перебиты, но видит генерал, что и от охотников осталось только два человека и то раненые: молоденький солдатик и прапорщик М. Обессиленные, обливаясь кровью, они отбиваются от врага, помощи нет и ожидать неоткуда, а тут еще три всадника мчатся на подмогу своему товарищу… «Бедный М. погиб», – слышится в свите генерала…
– М., отступай назад, – раздаются крики, – отступай, пока не поздно. – Но М. ударом штыка выбил одного всадника из седла, бросается на другого, а между тем на него мчатся новые три текинца.
– Отступай, отступай! – все громче и громче раздаются голоса.
– Нет, он не отступит, – резким голосом произнес Скобелев и, дав шпоры коню, стремительно бросается по направлению к всадникам, скачущим на М…
Вся свита ахнула от неожиданности, а Белый генерал, свалив ударом шашки одного туркмена, устремляется на другого. Те, вероятно, узнали Белого генерала, круто повернули назад и помчались в карьер… Когда опомнилась свита генерала и примчалась на поле сражения, Михаил Дмитриевич обнимал уже израненного М.
– Простите, голубчик, простите за это гадкое слово. Вы пристыдили меня, – говорил он.
Во время рекогносцировок в окрестностях Ловица и под Плевной генерал Скобелев страшно беспокоил турок. Находясь постоянно впереди войск, он, таким образом, нередко служил мишенью для неприятельских выстрелов. Под Плевной у него в один день турки убили двух лошадей; когда последняя упала вместе с ним, все думали, что наконец и его поразила вражья пуля, но ничуть не бывало. Через несколько минут он опять появился впереди войск, не обращая ни малейшего внимания на падавшие вокруг него пули и гранаты.
– Сколько сегодня, генерал, вы потеряли лошадей? – кто-то спросил у Скобелева.
– Всего только две, – отвечал храбрый воин. – Не знаю, право, за что турки так беспощадно преследуют моих лошадей: кажется, они им ничего худого не сделали…
Зная хорошо натуру русского человека, Скобелев понимал, что усталому солдату после боя горячая пища будет лучшею наградою за понесенные труды и лишения. И вот за своими полками он постоянно возил ротные котлы. Нельзя прочий обоз брать, но чтобы котлы были взяты.
Под Ловчей в последнюю Русско-турецкую войну при штурме турецких позиций, когда утомленные солдаты остановились, говоря ему: «Моченьки нету от усталости, ваше превосходительство!», Скобелев кричал им:
– Благодетели! Каша будет, вечером кашей накормлю. Возьмите еще турецкую батарею!
И солдаты, смеясь от души, напрягали последние силы и брали неприятельское укрепление.
В ахалтекинскую экспедицию (1880 и 1881 гг.) знаменитого Скобелева в его команде был батарейный командир, полковник Вержбицкий. Он из студентов Виленского университета, сослан на Кавказ; начиная с рядового, прошел всю воинскую иерархию; князь Барятинский обратил на него внимание как на способного и честного человека. Скобелев поручил ему труднейший пост – начальника передового отряда в Бами; за отличия исходатайствовал ему Георгия 4-й и 3-й степеней и чин генерала.
Замечательно предчувствие или предсказание его смерти: в Красноводске за обедом Скобелев сказал, что женатые далеко не военные люди, они честные граждане, и после каждого дела их тянет к семье. При этом Вержбицкий встал и сказал:
– Я холост, а потому я готов и в огонь, и в воду, и даже на тот свет пойду вместе с Михаилом Дмитриевичем.
Адъютант Скобелева, Баранок, сейчас вынул записную книжку и предложил Вержбицкому записать свои слова, что тот и сделал.