– Что делать! – сказал Архаров, покрасневший до ушей. – Должен и в том признаться, государь, что виноват! Обстоятельства мои меня к тому понудили. Однако я в угодность вашему величеству сегодня же его удовольствую и деньги ему заплачу.
Такое чистосердечное признание смягчило государя, и он ограничился тем, что, обратившись к купцу, сказал ему:
– Ну, хорошо! Когда так, то вот, слышишь, мой друг, что деньги тебе сегодня же заплатятся. Поди себе. Однако, когда получишь, то не оставь прийти ко мне и сказать, чтоб я знал, что сие исполнено.
Таким образом, Архаров был лишен всякой возможности отделаться от своего долга.
Один малороссийский дворянин хорошей фамилии имел дело в герольдии о внесении его в родословную книгу и, находясь по этому случаю в Петербурге, решился подать лично прошение императору Павлу, причем просил прибавить к его гербу девиз: «Помяну имя твое в роды родов».
По тогдашнему обычаю, дворянин подал прошение, став на колени.
Павел прочитал просьбу, она ему понравилась, и он, желая наградить верноподданного, сказал:
– Сто душ!
Проситель от страха и радости упал ниц.
– Мало? – спросил император. – Двести!
Проситель, ничего не понимая, продолжал лежать.
– Мало? – повторил император. – Триста! Мало? Четыреста! Мало? Пятьсот! Мало?! Ни одной!
Насилу наконец опомнившийся проситель встал. Хотя, не умея встать вовремя, он не получил имения, но дело его в герольдии окончилось скоро и успешно.
Генерал-прокурор П. Х. Обольянинов
По восшествии на престол Павла I Обольянинов не решился ехать к императору. Он притворился нездоровым и отправил в Петербург своего человека узнать, что толкуют в столице о новом государе. Сам ли собой или по научению господина, слуга терся около дворца. Павел I, выходя из дворца, заметил этого слугу, когда-то приносившего ему пироги в Гатчине, тотчас узнал его и спросил:
– Ты человек Обольянинова? Здоров ли Петр Хрисанфович?
Получив в ответ, что Петр Хрисанфович нездоров, государь сказал:
– Врешь ты, он здоров; скажи ему, чтобы приехал ко мне.
Отсюда началось быстрое возвышение Обольянинова.
Однажды император Павел потребовал к себе генерал-провиантмейстера Обольянинова. Войдя в залу перед государевым кабинетом, Обольянинов увидел поставленные на длинном столе горшки со щами и кашей, баклаги с квасом и ковриги ржаного хлеба. Он не понимал, что это значит. Великий князь Александр Павлович, выходя от государя, пожал руку Обольянинову и сказал: «Дурные люди всегда клевещут на честных!» Это привело Обольянинова еще в большее изумление. Он вошел к государю, который был уже весел и встретил его словами:
– Благодарю вас, Петр Хрисанфович, благодарю: вы хорошо довольствуете солдат; а мне донесли, будто их кормят хлебом из тухлой муки, щами – из гнилой капусты и дурною кашей; все ложь, я приказал принести ко мне из всех полков солдатскую пищу, сам пробовал и нахожу ее превосходною, благодарю вас.
Обольянинов просил поручить доверенному лицу освидетельствовать все припасы в магазинах. Но государь сказал:
– Верю, верю вам, Петр Хрисанфович, и опять благодарю.
Когда Обольянинов был уже генерал-прокурором, Павел в одно утро неожиданно посылает за ним. Войдя в кабинет, Обольянинов увидел, что государь широкими шагами ходит по комнате и в страшном гневе.
– Возьмите от меня вора! – сказал Павел.
Обольянинов стоял в недоумении.
– Я вам говорю, сударь, возьмите от меня вора!
– Смею спросить, ваше величество, кого?
– Барона Васильева, сударь; он украл четыре миллиона рублей.
Обольянинов начал было оправдывать этого, славившегося честностью, казначея.
– Знаю, – закричал Павел, – что вы приятель ему; но мне не надо вора; дайте мне другого государственного казначея.
– Ваше величество, – отвечал Обольянинов, – извольте назначить сами; я не смею ни на кого указать; или, по крайней мере, позвольте над этим подумать несколько дней.
– Нечего думать, назначьте сейчас и приготовьте указ мой Сенату.
– Ваше величество, – сказал Обольянинов, – указом нельзя сделать государственного казначея.
Павел вышел из себя и подбежал к генерал-прокурору.
– Как ты осмелился сказать, что мой указ не сделает государственного казначея?
С этими словами император схватил Обольянинова за грудь и потом так его толкнул, что тот отлетел к стене. Обольянинов считал себя погибшим: губы его шептали молитву, и он думал, что на земле это его последняя молитва. Но Павел опомнился и начал успокаиваться.
– Почему ж вы, сударь, защищаете барона Васильева?
– Потому, – с твердостью отвечал Обольянинов, – что я его знаю и уверен, что он не способен на подлое дело.
– Но вот отчет его; смотрите, тут недостает четырех миллионов!
Обольянинов читает и действительно видит этот недостаток. Полный удивления, он говорит:
– Ваше величество изволили справедливо заметить; но, – прибавил он, – никогда не должно осуждать обвиняемого, не спросив прежде у него объяснений; позвольте мне сейчас съездить к нему и узнать, что он скажет.