Империй. Люструм. Диктатор

— Катон, никто не спорит с тем, что определенная опасность существует. Но в этом весь смысл государственной деятельности — преодолевать каждый вызов по мере того, как он появляется, и быть всегда готовым к преодолению следующего. Я бы сравнил это искусство с флотоводческим: сейчас ты гребешь, а потом плывешь под парусом; сейчас ты идешь по ветру, а потом борешься с ним; сейчас ты ловишь приливную волну, а потом от нее убегаешь. Для этого нужно много лет учиться и накапливать опыт, а не просто вызубрить наставление, пусть даже принадлежащее Зенону.

— И куда же ты надеешься приплыть?

— Надеюсь, что это плавание поможет мне выжить в тяжелые времена.

— Ха-ха-ха! — Катон смеялся редко и издавал при этом неприятные звуки, похожие на хриплый лай. — Некоторые из нас надеются добиться гораздо большего. Однако это потребует других навыков управления кораблем. Вот мои заповеди. — Произнося их, Катон загибал длинные, худые пальцы: — Мудрец не должен ни уступать просьбам, ни смягчаться; никто не может быть милосердным, кроме глупого и пустого человека; все погрешности одинаковы, всякий поступок есть нечестивое злодейство; мудрец ни над чем не задумывается, ни в чем не раскаивается, ни в чем не ошибается и своего мнения никогда не меняет. «Одни только мудрецы, даже безобразные, прекрасны…»

— «…В нищете они богаты; даже в рабстве они цари». Я уже слышал это, благодарю тебя. И если ты хочешь прожить спокойную жизнь ученого, обсуждая свою философию с домашними птицами и учениками в собственном имении, то, вполне возможно, это сработает. Но если ты хочешь управлять республикой, в твоей библиотеке должно быть много других книг, а не только труд Зенона.

— Мы теряем время. Очевидно, ты не поддержишь меня.

— Напротив, я с удовольствием проголосую за тебя. Наблюдать за твоим трибунством будет крайне любопытно.

После того как Катон ушел, хозяин сказал мне:

— Этот человек почти сумасшедший, но что-то в нем есть.

— У него есть надежда на успех?

— Конечно. Человек, которого зовут Марк Порций Катон, всегда может надеяться на успех в Риме. И он прав насчет Помпея. Как мы можем сдержать его честолюбие? — Цицерон задумался. — Пошли раба к Непоту и узнай, отдохнул ли он после своего путешествия. Если да, пригласи его на военный совет завтра, после заседания сената.

Я сделал, как было велено, и вскоре получил письмо от Непота: тот отдавал себя в распоряжение Цицерона. Поэтому на следующий день, после того как заседание закончилось, Цицерон попросил нескольких бывших консулов с военным опытом остаться, чтобы получить более подробный отчет Непота о замыслах Помпея. Красс, уже познавший власть, которую дают консульство и большое состояние, был поглощен мечтой о том единственном, чего у него не было, — о военной славе[50]. Поэтому он жаждал принять участие в военном совете. Красс даже стал прохаживаться возле кресла консула, в надежде получить приглашение. Однако Цицерон ненавидел Красса почти так же сильно, как Катилину, и не упустил возможности унизить давнего противника, намеренно не обращая на него внимания. В конце концов Красс ушел в ярости, а вокруг Непота собралось около десяти седовласых сенаторов. Я скромно стоял в сторонке, делая записи.

Цицерон поступил мудро, пригласив на совет людей вроде Гая Куриона, который получил триумф десятью годами ранее, и Марка Лукулла, младшего брата Лициния Лукулла. Главным недостатком моего хозяина как государственного деятеля было полное невежество в военных вопросах. В молодости, обладая слабым здоровьем, он ненавидел все, что было связано с военной службой, — недостаток удобств, тупое подчинение, скучную лагерную жизнь, а потому покинул войско, как только появилась возможность, и вернулся к изучению права. Сейчас же он остро чувствовал недостаток знаний и вынужден был положиться на Куриона, Лукулла, Катула и Исаврика, которые принялись расспрашивать Непота. Скоро они выяснили, что в распоряжении Помпея имелось восемь полноценных, хорошо вооруженных легионов, а его ставка находилась — по крайней мере, когда Непот в последний раз был там — к югу от Иудеи, в нескольких сотнях миль от города Петра. Цицерон предложил высказаться всем по очереди.

— На мой взгляд, до конца года можно сделать одно из двух, — сказал Курион, который воевал на востоке под руководством Суллы. — Во-первых, двинуться на север, к Киммерийскому Босфору, для захвата порта Пантикапей и присоединения Кавказа. Во-вторых, что лично мне нравится больше, — ударить на восток и раз и навсегда уладить все дела с Парфянским царством.

— Не забывай, что есть еще и третья возможность, — добавил Исаврик, — пойти в Египет. Он наш, ведь Птолемей оставил нам его по завещанию. Думаю, Помпею надо двигаться на запад.

— Или на юг, — предложил Лукулл. — Что плохого в том, чтобы напасть на Петру? В городе и на побережье очень плодородная земля.

— На север, восток, запад или юг, — подвел итог Цицерон. — Кажется, у Помпея широкий выбор. Непот, ты не знаешь, к чему он склоняется? Уверен, что сенат утвердит любое его решение.