Та речь, которую Цицерон опубликовал позже, сильно отличается от первоначальной, которую он произнес, — я еще расскажу, почему так случилось. Ни в малейшей степени не превознося собственных заслуг, хозяин сделал весьма беспристрастный доклад, почти такой же, какой незадолго до этого представил сенату. Он рассказал жителям о намерении заговорщиков поджечь город и перебить магистратов, об их желании вступить в сговор с галлами, о стычке на Мульвиевом мосту. Далее — о том, как открывались письма и как вели себя обвиняемые. Горожане хранили молчание, которое можно было назвать и восхищенным, и угрюмым — смотря как его истолковать. Лишь когда Цицерон сообщил, что сенат объявляет трехдневный государственный праздник, дабы отметить его достижения, люди наконец захлопали. Цицерон вытер пот с лица, улыбнулся и помахал всем рукой, хотя, думаю, он понимал, что рукоплещут скорее празднику, чем ему.
— То, что эту статую устанавливали как раз тогда, когда по моему приказу пленников вели через форум в храм Конкордии, говорит о том, что мне помог Юпитер Всемогущий! Если бы я сказал, что разрушил их замыслы в одиночку, я бы слишком много взял на себя. Их замыслы разрушил всемогущий Юпитер, который не допустил уничтожения Капитолия, всех нас и нашего города, — закончил консул, указав на статую Юпитера, которую приказал установить еще утром.
Это замечание встретили вежливыми рукоплесканиями, которые относились скорее к божеству, чем к оратору. В итоге Цицерон покинул помост, сохранив видимое достоинство. Хозяин поступил мудро, решив не задерживаться. Как только он спустился по ступеням, его окружили телохранители, а ликторы стали прокладывать дорогу в сторону Квиринальского холма. Я говорю об этом, желая показать, что обстановка в Риме в ту ночь была очень неспокойной и что Цицерон далеко не был так уверен в своих действиях, как рассказывал впоследствии. Он хотел бы вернуться домой и переговорить с Теренцией, но обстоятельства сложились так, что единственный раз в жизни хозяин не смог переступить порог своего дома: во время службы в честь Благой Богини ни один мужчина не допускался в здание, где находились жрицы культа, увели даже маленького Марка. Вместо этого мы взобрались по улице Здоровья к жилищу Аттика, где консул должен был провести ночь. Поэтому в тот день дом Аттика был окружен вооруженными людьми и забит посетителями — сенаторами, работниками казначейства, всадниками, ликторами, посыльными. Они входили и выходили из атриума, в котором Цицерон отдавал распоряжения по защите города. Он также послал записку Теренции, сообщив обо всем, что произошло в сенате. Затем хозяин удалился в тишину библиотеки, пытаясь решить, что же делать с пятью пленниками. Из четырех углов комнаты на его мучения равнодушно смотрели бюсты Аристотеля, Платона, Зенона и Эпикура, украшенные свежими гирляндами цветов.
— Если я соглашусь на казнь этих людей, меня до конца дней будут преследовать их соратники — ты сам видел, какой угрюмой была сегодняшняя толпа. Если же я позволю им удалиться в изгнание, те же самые соратники будут постоянно требовать их возвращения, у меня никогда не будет покоя и Рим скоро вновь начнет лихорадить. — Он уныло взглянул на бюст Аристотеля. — Философия золотого сечения ничем тут не поможет.
Измученный, он уселся на край стула, закинул руки за голову и уставился в пол. В советчиках у Цицерона не было недостатка. Его брат Квинт выступал за жесткое решение: вина заговорщиков настолько очевидна, говорил он, что весь Рим — да что там Рим, весь мир — посчитает его мягкотелым, если он не казнит их. Время военное! Мягкий Аттик предлагал прямо противоположное: он напомнил, что Цицерон всегда стоял на страже закона. Многие сотни лет любой житель города имел право воззвать к народному собранию, если не был удовлетворен приговором суда. Ведь суд над Верресом касался именно этого. «Я — римский гражданин!» Когда пришел мой черед, я предложил трусливый выход. Цицерону осталось всего двадцать шесть дней в должности консула. Почему бы не запереть задержанных где-нибудь в безопасном месте, и пусть его преемники решают их судьбу… Квинт и Аттик замахали руками, а Цицерон сразу увидел все преимущества этого выхода. Много лет спустя хозяин сказал мне, что я был прав.
— Но все это понимаешь задним умом, а историю не повернуть вспять, — сказал он мне тогда. — Если ты вспомнишь все те обстоятельства, солдат на улицах и вооруженные шайки, собиравшиеся недалеко от города, слухи о том, что Катилина может напасть в любое время, намереваясь освободить своих сторонников, — как я мог отложить это на потом?
Самым решительным был совет Катула, прибывшего поздним вечером, когда Цицерон уже собирался ложиться. Вместе с ним прибыли несколько бывших консулов, включая братьев Лукуллов, Лепида, Торквата и бывшего наместника Ближней Галлии Гая Пизона. Они пришли требовать, чтобы консул задержал Цезаря.
— На каком основании? — спросил Цицерон, устало поднимаясь на ноги, чтобы поприветствовать их.