Империй. Люструм. Диктатор

— Не знаю, что ты имеешь в виду, — ответила она обиженным голосом, но в ее проницательных голубых глазах плясали сумасшедшие огоньки.

— Несомненно, это самая умная из женщин Цезаря, — заметил Цицерон, когда она отошла. — Умнее его матери, что о многом говорит. Ему надо за нее держаться.

Комнаты дома Цицерона все еще были горячими от присутствия множества женщин, воздух — влажным от духов и благовоний, от запаха сандала и можжевельника. Рабыни мыли полы, делали уборку после празднества; на алтаре в атриуме лежала горка белого пепла. Клавдий даже не пытался скрыть свое любопытство. Он ходил по дому, хватал разные предметы и внимательно их изучал. Было видно, что молодой человек вот-вот лопнет от вопросов, которые он жаждал задать, особенно когда появилась Теренция. Она все еще была в одеянии верховной жрицы, но даже его мужчинам запрещалось видеть, поэтому Теренция накинула сверху плащ, который крепко держала под горлом. Ее лицо раскраснелось, голос звучал необычно высоко.

— Был знак, — объявила Теренция. — Не больше часа назад, от самой Благой Богини! — Цицерон подозрительно посмотрел на нее, но она, слишком возбужденная, не заметила это. — Девственницы-весталки дозволили рассказать тебе о нем. Вот здесь, — указала она театральным жестом, — прямо на алтаре, огонь совсем выгорел. Пепел, можно сказать, был уже холодным. А затем вдруг вспыхнул яркий огонь. Самое невероятное знамение из всех, которые мы смогли вспомнить.

— И что, по-твоему, оно значит? — спросил Цицерон, полюбопытствовав помимо своей воли.

— Это знак благоволения, явленный прямо в твоем доме, в день необычайной важности. Он обещает тебе славу и безопасность.

— Неужели?

— Ничего не бойся, — сказала Теренция, взяв его за руку. — Делай то, что считаешь правильным. Тебя будут вечно прославлять. И с тобой ничего не случится. Это послание от Благой Богини.

Все последующие годы я пытался понять, не повлияло ли это на решение Цицерона. Действительно, он много раз говорил мне, что предсказания и приметы — полная бессмыслица. Но позже я понял, что даже величайшие скептики в чрезвычайных обстоятельствах начинают молиться всем известным богам подряд, если думают, что это может им помочь. Было видно, что Цицерон доволен. Он поцеловал Теренции руку, поблагодарил ее за терпение и поддержку, а затем удалился наверх, чтобы приготовиться к сенатскому заседанию. А слухи о знамении уже летели по городу, передаваемые из уст в уста по его же распоряжению. В это время Клавдий нашел под одним из диванов какой-то предмет женской одежды; я увидел, как он прижал его к носу и сделал глубокий вдох.

По распоряжению консула заключенных оставили там, где они провели ночь. Цицерон объяснил это соображениями безопасности, но мне кажется, что ему просто было тяжело смотреть им в глаза. Заседание опять проходило в храме Конкордии, и на нем присутствовали все выдающиеся граждане республики, исключая Красса, который сказался больным. В действительности же он не хотел голосовать ни за, ни против смертной казни. Кроме того, он боялся обвинений — многие среди патрициев и всадников считали, что он тоже должен быть задержан. Цезарь же выглядел предельно спокойным и протолкался сквозь охранников, не обращая внимания на проклятия и угрозы. Он втиснулся на свое место на передней скамье, откинулся назад и вытянул ноги далеко в проход. Узкий череп Катона виднелся прямо напротив него: наклонив голову, стоик, как всегда, изучал отчеты казначейства. Было очень холодно. Двери в дальнем конце храма были настежь распахнуты для толпы наблюдателей, и по проходу мела хорошо заметная поземка. Исаврик надел пару старых серых перчаток, собравшиеся кашляли и шмыгали носом, а когда Цицерон встал, чтобы призвать собравшихся к порядку, из его рта шел пар, как из кипящей кастрюли.

— Граждане, — торжественно начал он. — Это самое сложное заседание из всех, которые я помню. Мы собрались здесь, чтобы решить, как быть с преступниками, изменившими нашей республике. Я считаю, что каждый, кто хочет выступить, должен это сделать. Сам я не собираюсь высказывать свое мнение. — Он поднял руку, чтобы пресечь возражения. — Никто не может обвинить меня в том, что в этом деле я не взял на себя роль вождя. Но сейчас я хочу быть вашим слугой и обещаю исполнить любое ваше постановление. Я требую только, чтобы его вынесли сегодня, пока не наступила ночь. Мы не можем откладывать это в долгий ящик. Наказание, каким бы оно ни было, следует назначить быстро. А теперь я даю слово Дециму Юнию Силану.