Нормандское влияние на Шотландию представляет собой своеобразный парадокс. Поскольку нормандцы появлялись по королевскому указу и на королевской службе, они оказали гораздо большее влияние на государство и общество, чем в Уэльсе и Ирландии{326}
. При этом они были в равной степени и признаком, и двигателем перемен, отражая новую культурную и политическую ориентацию местных королей. Шотландия показывает, что могло бы произойти в Англии, если бы у Эдуарда Исповедника нашелся бесспорный наследник: значительное нормандское расселение и влияние, приведшие к симбиозу местных и континентальных форм. Объективно говоря, Шотландия стала более нормандской, нежели Уэльс или Ирландия, однако это произошло в значительной степени на ее собственных условиях. И когда дело касалось отношений с англо-нормандскими и анжуйскими королями юга, Шотландия всегда давала столько же, сколько получала.21
Стронгбоу в Лейнстере: попытка создать марку, 1167–1171
Описывая завоевание Ирландии Генрихом II, Геральд Камбрийский сочинил панегирик. Обращаясь к королю, он заявил, что его победы известны всему земному шару. Генрих – «наш западный Александр» – создал королевства, охватившие весь известный мир. Это язык придворного подхалимства, и, как показывает упоминание Александра, Геральд не столько описывал достижения Генриха, сколько проводил льстивое (и достаточно научно обоснованное) сравнение между английским монархом и его античными предшественниками{327}
.Цели Геральда вполне понятны: собственное продвижение. Этот честолюбивый церковник стремился выслужиться перед королем. Но именно поэтому благодаря его тексту мы можем увидеть, какие настроения царили при английском дворе Генриха II и вокруг него. Ведь, захватив Ирландию, новый монарх, принадлежавший к Анжуйскому дому (или Плантагенетам), действительно превзошел достижения своих предшественников. Почти сразу после битвы при Гастингсе нормандцы начали претендовать на господство над другими территориями Британских островов. Вильгельм быстро подчинил себе соседних валлийских и шотландских королей и нацелился на Ирландию. В эпитафии Завоевателю рукопись E «Англосаксонской хроники» сообщает, что он, несомненно, захватил бы остров, если бы прожил на два года дольше. Это, конечно, преувеличение, однако оно указывает на более глубокую истину: завоевав Англию, Вильгельм получал в придачу политические интересы, включающие острова{328}
.На практике интерес к Ирландии был непостоянным – так же как к Уэльсу и Шотландии. У Завоевателя и его сыновей, как правило, находились дела поважнее – не в последнюю очередь в континентальной Европе, где постоянную угрозу создавали французские и анжуйские соседи. Но когда обстоятельства позволяли, англо-нормандские короли, безусловно, предавались мечтам о расширении владений. Говорят, что, увидев Ирландию с побережья Уэльса, Руфус захотел построить понтонный мост, чтобы напасть на нее. И хотя Генрих I выглядел в целом более трезвомыслящим человеком, известно, что король Манстера на юге острова опасался и его{329}
.Если интерес королей к Ирландии долго оставался мимолетным и утопичным, то церковь была настроена решительнее. Необходимость реформ в английской церкви была главным оправданием завоевания Англии Вильгельмом. Подобные же предлоги вскоре придумали для появления франкоязычных церковников в Уэльсе и Шотландии. Нормандское расселение часто изображалось как часть цивилизаторской миссии, а для Ирландии это было верно вдвойне. Здесь англо-нормандцы начали оседать позже, но этот процесс сопровождался и более последовательными попытками реформировать церковь.
Признаки интереса к Ирландии можно увидеть уже у архиепископа Кентерберийского Ланфранка, назначенного на этот пост Завоевателем. Ланфранк был реформатором в континентальном духе. На его взгляд, грехи англичан были достаточно тяжкими, однако не шли в сравнение с грехами валлийцев, шотландцев и ирландцев. Главный интерес архиепископа заключался в утверждении своего примата, то есть права Кентербери на церковную власть над всеми Британскими островами. Прежде всего его внимание привлекала Северная Англия, где его полномочиям угрожало Йоркское архиепископство. Но Ланфранк хорошо осознавал более широкие последствия своих притязаний, особенно в то время, когда влияние нормандцев начало выходить за пределы традиционных английских границ.