Империя

Пожилой сенатор председательствовал в кресле вице-президента, возвышавшемся на специальном помосте. Вот-вот должна была начаться регистрация. Сенаторы занимали места напротив председательского помоста. Присутствие Хэя заметили. Он грациозно кланялся то одному, то другому сенатору, когда они его узнавали; они махали ему рукой или кланялись; к счастью, с высокой галереи он не узнавал никого. Он делался все более похожим на почти слепого Верховного судью Чейза[76], который к концу жизни здоровался со всеми подряд с одинаково торжественной и нарочитой любезностью, не желая обидеть никого, кто, быть может, еще видел в нем потенциального президента.

Пока шла перекличка, Дауэс прошептал:

— Вот-вот появится сообщение, что мы сами спровоцировали туземцев атаковать нас, но до завтра эта история в газеты не попадет, а завтра будет уже все равно.

— Все равно? — Дэй явно застенчивостью не отличался, подумал Хэй; ему было любопытно, как может брайановский демократ занимать пост в администрации, со всей серьезностью утверждающей, что трофеи по праву принадлежат победителям. Конечно, реформа гражданской службы близка сердцу каждого прогрессивного республиканца, но предоставление должностей достойнейшим еще ближе. — Понимаете ли вы, что будет, если люди узнают, что мы сами начали военные действия?

— На сегодняшнем голосовании это не отразится, а все остальное значения не имеет. Да я и не утверждаю, что начали мы сами. Я этого не знаю. Это слухи. — Дауэс повернулся к Дэю. — После того как нашли золото в Клондайке, вы провалились со своим серебром и хотите теперь ударить нас чем-нибудь новеньким, ну, скажем, разговорчиками про империю.

— Вы не родственник моего предшественника, судьи Дэя? — Хэю понравился молодой человек с репутацией анархиста. Судя по акценту, он, видимо, тоже из Индианы, да и похож на него молодого, только повыше ростом и покрепче.

— Нет, сэр, но я знаком с вашим сыном Делом.

Хэй не удивился. Дела он теперь видит редко и понятия не имеет, с кем тот водит компанию.

— Тогда расскажите мне, где он и что он?

— Я думаю, что Дел сейчас в Нью-Йорке. Я видел его месяц назад, когда он пригласил меня в Белый дом поиграть на бильярде, что стоит там в подвале.

Хэй был изумлен.

— В подвале Белого дома?

— Да, сэр. Ужасное место, если честно. Скользко, как в подземелье. Но там есть бильярдная, где собираются сотрудники.

— И президент там бывает?

— Заглядывал как-то, когда мы играли.

Прежде чем Хэй сумел проникнуть в тайную жизнь собственного сына и президента, вице-президент Хобарт со своего председательского места дал слово кому-то для предложения и тут же поставил на голосование вопрос о мирном договоре. Пока сенаторы, когда назывались их имена, отвечали «за» или «против», Дауэс делал пометки в блокноте и бормотал при этом «Черт» или «Мария», что, видимо, означало «плохо» и «хорошо». Когда выкликнули сенатора Элкинса, Дауэс сказал:

— Ну, посмотрим, как поработал Брайан. — Зал замер. Элкинс был демократ и антиимпериалист. Элкинс выдержал по возможности продолжительную паузу, затем крикнул: «За!» Галереи взорвались аплодисментами. Хобарт, похожий на старого моржа, ударил молоточком по кафедре. Одновременно прозвучал знакомый голос Сноба: «Браво!».

Дэй повернулся к Дауэсу.

— Полковник подарил вам вашу империю.

— А вы что, не следуете за своим лидером? — спросил Хэй.

— Я полагаю, что он совершил ошибку. У нас дома достаточно забот без…

Но зал снова утонул в приветственных выкриках: уже были набраны необходимые две трети голосов плюс один лишний. Сенат проголосовал пятьюдесятью семью голосами против двадцати семи за утверждение мирного договора, подписанного правительством, за аннексию Филиппинских островов, восставших против своих новых, волею конгресса законных хозяев.

— Черт возьми и пресвятая Мария! — радостно воскликнул Дауэс. — Я должен сообщить Майору.

Эйди помог Хэю встать. Важные персоны пожимали ему руку, словно это был его договор, а не президента. У подножия лестницы на галерею Лодж встретил его словами:

— Мы это сделали. — Хэй обратил внимание, что Лодж плохо выглядит. — Никогда в жизни мне не приходилось выдерживать такого испытания!

Хэй его похвалил. Лодж ждал похвал, да, наверное, и заслужил их. В конечном счете против договора проголосовали два республиканца: коллега Лоджа сенатор Хор, который изумил сенат предложением положить свою голову на плаху, если только это остановит аннексию, и Хейл, наследственный сенатор от штата Мэн, который, не собираясь расставаться со своей головой, сказал «нет». Во всех других случаях деньги и покровительство Ханны, улыбка и красноречие Брайана, а также настойчивость Лоджа сделали свое дело.

— Государственный корабль наконец-то вышел в открытое море, — говорил Хэй, раскланиваясь налево и направо, пока они с Лоджем пересекали ротонду, где вашингтонские дамы смешались с усталыми, гордыми законодателями.

— Корабль — удачный образ, — мрачно отозвался Лодж. — А я будто месяц безвылазно провел в машинном отделении.

— В кулуарах сената.

— И весь перепачкался сажей.