— Ничего более жалкого, беспощадного и уязвимого я не видывал… Ткни, и оно распадётся. Живём мы с вами, Александр… Семёнович, в какой-то хрупкой кастрюле, где что-то вечно варится, переваривается, болит, кряхтит, шипит и щурится, и вот-вот лопнет… С таким телом не пройдёшь в иные миры… Стыдно…
— Ну-ну, — возразил я. — Тело это, как-никак, а защищает нас от очень самих по себе неприятных, обморочных порой, существ… Скинь-ка эту, как ты говоришь, «поганую» оболочку… и иго-го! Такая погань и нечисть попрёт, что и эту оболочку за царство Божие примешь…
Но я его не убедил. Денис продолжал ворчать, порой переходя на гнев полубожеский и отвечая в том смысле, что, мол, я беру худший вариант, а он лично ещё, можно сказать, полуребёнком рассчитывал на лучшее.
Помню, я старался как-то сочетать философские аргументы с юмористическим подходом, чтобы осыпать его душу густым слоем веселия, чтобы он, в конце концов, не смог копаться в ней, как в гнойной ране.
…Раздался звонок по мобильнику. Верещал какой-то девически-глупый голос, к тому же с вульгарными интонациями. Призывал он Дениса пойти в ночной клуб.
Гранов механически отказался.
— Я от своих баб скрываюсь, — заметил он с горечью. — Пора с ними завязывать.
— Они что, не из нашей, так сказать, компании?
Денис чуть не поперхнулся.
— Никак. Какое… С женщинами я ищу простоты… Сначала было ничего, но я быстро от них одурел… Ведь они требуют внимания к себе, как будто они иконы…
— Ну и сравнения… Ты уж совсем…
— Тяжело с ними… Дурею… Я, Саша, если так будет продолжаться, в кота превращусь.
— В какого?
— В обыкновенного. А может, оно и к лучшему. Родился человеком и стал жаловаться на это… а коты себя не хают, не жалуются.
Вошла Рита и повеселела, видя, что Денис мрачно хохочет.
В общем, я почувствовал, что как-то смог не только словами, но и молчком, интуитивно улучшить его раздумия.
— Мой брат слишком смел, — сказала Рита, присаживаясь за столом. — Он иногда говорит об этом мире такое, что его могут арестовать…
Денис искренне на этот раз развеселился, без мрака…
— Да ни в одной стране мира нет такой статьи, чтобы за это сажали!.. К сожалению. Но ты, Рита, обязательно предложи, в Госдуму…
Но я вмешался.
— С религиозной точки зрения, такая мирофобия выглядит богохульством… Но всегда можно сослаться на известный текст, в котором говорится, что именно дьявол — князь мира сего… Поэтому, до известной степени, хозяин здесь. Так что насчёт статьи можно не беспокоиться, даже если проживаешь в Ватикане.
Рита перевела разговор в другую плоскость.
— Девушки к брату, — сказала она, — липнут самые вульгарные, даже жутковатые… Я не хочу сказать, что с улицы, но что-то в этом есть… Почему так, Денис? Столько ведь, столько нежных, красивых женщин…
— Я об этом не думаю. Что есть, то есть…
— Они же тебе мешают думать, быть собой… это серьёзно, — не унималась Рита, — оглянись и найди…
Вечер закончился миролюбиво и даже как-то добродушно. Всё бывает…
Я возвращался поздно вечером в метро. Мне откровенно нравятся старые советские станции метро — в них есть что-то могущественное и величественное. По земным меркам, конечно. Веет духом победы над самой мощной и фанатичной армией из числа всех, которые когда-либо существовали на земле. Но лица людей — в вагонах это особенно заметно — измучены в тисках этой жизни начала 21 века.
Но, слава Богу, нет и тени отчаяния, безнадёжности, упадка. Довольно много молодых красивых женщин. Сосредоточенных на чём-то внутреннем лиц… Да, незримую войну, войну
Но война незримая тоже может назваться Великой Отечественной войной, ибо уничтожение души и духа людей так же убийственно, как и разрушение страны.
Я на даче. Вечер. Соня спит на террасе. Я сижу у стола, в кресле, и смотрю в сад. Я не ожидал, что депрессия Дениса зашла так глубоко. Надо снять завесу. Пусть знает. Может быть, ему это поможет.
Я выхожу в сад и звоню ему. Прошло несколько дней с той встречи, и он, вроде бы, в форме. Точнее, в своём обычном состоянии. Это чувствуется по голосу. Я назначаю ему встречу на завтра.
Мы встретились в пригороде и просто зашли, недолго думая, в закудышное невзрачное летнее «кафе» рядом с обычным продуктовым магазином. Зашли потому, что никого там не было, и в углу, за столиком под деревом, можно было вполне изолироваться от мира сего.
У меня налицо было два главных аргумента. Один из них, для меня самый убедительный, был связан с моим знанием метафизической астрологии. Разумеется, она не имеет ничего общего с современной так называемой астрологией. Метаастрология — это древняя, тайная, сакральная наука, по которой можно определить судьбу и черты жизни, существования человека, души, за пределами земного бытия. И станет, может быть, вполне понятно, откуда и почему тот или иной данный человек сейчас уже человек и пришёл на эту Землю.