Империя духа

— Не знаю. Пока к нашему. В меня это вошло, тихо, незаметно, мучительно; что-то глобальное и самое важное скрыто от нас…

— Чтоб мы не сошли с ума, — вырвалось у Масаева.

Одна из девиц, Олечка, взвизгнула, две остальные молчали, слегка выпучив глаза.

— Но тень, представление какое-то о том, что это, чего касается, смерти, ада, вырождения, мнимого счастья, — проговорил Сугробов. — Интуитивно…

— Нет, нет и нет… Из мрака что-то просвечивает, и только… Но знаю, это серьёзно, так, что ум застынет, это страшно, так что дыбом встанет всё наше существо, и это хорошо, а почему «хорошо», невозможно описать… Все наши знания об этом мире, естественные и метафизические, всё полетит в пасть к чёрту… Великий сон ведёт к великому и страшному пробуждению.

Олечка хлебнула водки. Лобов расхохотался, но настолько неестественно, что Верочка, сидящая рядом с ним, отшатнулась.

— Ты, Юра, только не хохотни так в постели, а то у меня и так сердце слабое, — сказала она.

— Сева, — дружески проговорил Миша Сугробов, подняв руку. — Я общался с тобой немного, но такового вполне достаточно.

Олечка опять хихикнула, но Таня её оборвала: «Хватит, хватит!»

— Согласен, ты — глубокий интуит, — продолжал Сугробов. — Вообще, метафизические предчувствия — редкая вещь, но бывает… Более того, я сам чувствую, что чего-то в этом гармоничном мироздании не хватает, чего-то изъяли из него, что ли, но у меня это смутно… А ты бьёшь в абсолютную точку: всё нормальное, но самое тайное и важное не открыто… А может, и во всей Вселенной… Чтобы обитатели и невидимых миров не пугались и не лезли туда, где…

— Повеселей, повеселей, Миша, — прервал его Лобов. — Веселиться надо, сплясать на грани, за которой вместить что-либо в нашу душу уже почти невозможно…

— Эх, братцы и сестрицы мои, — умилился Сугробов. — Хватит… Лучше забудемся опять… Иными словами:

Что-то всеми навеки
утрачено
Май мой синий, июнь
голубой…

...............................

Ну, сегодня так весело
россам
Самогонного спирта река…

Дальше всё пошло, как по маслу, как по Волге-матушке реке. Выпили немного, но искренно. И за «штрих», за открытие его разуму человеческому (будь он неладен) тоже выпили по рюмочке горькой. Сугробов спел что-то своё, мастерское, укалывающее в сердце, а Велиманов умолил его о встрече с Сашей Меркуловым.

Глава 3

Из дневника Риты Голубевой:

«Я до сих пор живу у брата. Сейчас Дениса нет дома, он даже не приходил ночевать, по-моему. Утро, я только что встала. Моя комнатка маленькая, но уютная. Но почему уютная, не знаю. Просто так кажется.

Я лежала в постели, рано проснувшись. И овладело мной какое-то бесконечное блаженство. Каждая кровиночка, каждая клеточка в теле, — всё так и пело, несло в себе эту весть. Пальцы ног — и те блаженствовали. Жить! Ну ладно тело, а ведь ещё Сознание, а это уже нечто непостижимое, бессмертное… И всё это — я! Так можно сойти с ума от любви к себе, впасть в бездонный солипсизм, но при этом любить всех, по крайней мере, близких. Ибо в них такая же тайна, как и во мне…

Жизнь — это сказка. Я, конечно, многое поняла из общения с Меркуловым, с Сашей, с Женей Солиным и всей компанией. Денис, а потом Сугробов ввели меня туда. Сначала я почти ничего не понимала из того, что они говорили. Забивалась в угол и слушала с расширенными глазами. Но потом ничего, стала понимать. Соня повлияла очень тайно и сильно. Она такая прекрасная, вся невесть откуда. Она, собственно, мало чего говорила, но и её молчание много значило. Я стала другая. Да, наверное, и была всегда такая, только не знала об этом. Ну, ладно, с собой я разберусь и, надеюсь, не сойду с ума от любви к себе…

На мою голову свалилось другое. Кроме того, что я люблю свою душу, своё бессмертие, я ещё чувствую, что влюбилась в Дениса. Скорее, на грани. Ухаживала за ним, за истерзанным депрессией, из сестринских чувств, и вдруг… Это вспыхнуло, и огонь перешёл грань. Вот-вот заполыхает. Но это скандал, подлинный скандал. Конечно, мы не родные брат и сестра, двоюродные, но всё же попахивает кровосмесительством и чем-то запредельным. И семейство, матери наши, сестрички, мягко говоря, не будут в восторге от этого. Короли, аристократы могли, на то они и аристократы. А сейчас во всём мире этом время хаоса и безумия… Боюсь, что сорвусь, расплачусь и всё ему расскажу. Как ребёнок; он же старше меня…

И жить хочется, и бредить хочется, и спать хочется — и всё хочется. А Денис влечёт меня неукротимо, но стыдно почему-то. Влечёт он меня потому, что сам какой-то загадочный. Он простой, но и загадочный. Хотя я и пишу, какой он простой, объяснить я ничего не могу, дура я, что ли? А ещё учусь на филологическом.