Империя духа

— Нет, я не о том, — Соня опять улыбнулась, но взгляд оставался прежним, наполненным мерцанием русской души. — Я вот о чём. Всё, абсолютно всё, самое ясное, самое очевидное, всегда остаётся тайной — и эта терраса, и этот сад, и это дерево (а не только Бог) — всё это тайна. Тайна просто потому, что всё это существует. Само существование есть тайна. Поэтому всё, абсолютно всё — тайна. Как бы ясным что-то ни казалось для ума. Сам ум и его источник — тайна. Мы живём в тайне и умрём в тайне. И, по большому счёту, ничего у нас с разумом не получится. Пригодится, конечно, только и всего.

Я встал и прошёлся по террасе. Впрочем, от Сони этого можно было ожидать! Ужаснуло меня чуть-чуть то, что всё это, очевидно, она чувствует реально, до глубины. И, во-вторых, понимает ли она последствия такого подхода, если касаться, например, бытия Божия? Думаю, что она всё понимает. Её русская душа хочет идти до предела пределов…

Я присел у неё в ногах на диван.

— Сонечка, может, кончим на сегодня эту, так сказать, беседу? — спокойно сказал я. — Ты устала. Тебе надо подремать перед сном. Пожалей себя.

Она посмотрела на меня довольно ласково.

— И ты утомился, я гляжу.

— Всё равно, я немного поработаю, а ты дремли.

…Прошло, кажется, уже четыре дня со дня этой «беседы» с сестрёнкой моей. Это время не спало, однако. За эти четыре дня произошло, увы или не увы, кое-что. Кое-что из этого «кое-что» я всё-таки отмечу.

Я рад за Дениса. Он снова приходил ко мне. Запой давно кончился, и нет стремления возвратиться. Глаза даже светятся эдакой лукавой безуминкой. Дескать, знай наших. Был богом, и сейчас не пропаду.

— Денис, прошлый раз ты говорил о том, что хочешь поехать в Индию. Это серьёзный шаг, если, конечно, знать, к кому ехать. Я знаю того человека, который теперь тебе нужен в твоей ситуации. Этот человек обладает реальными знаниями о ситуации, подобной твоей. Могу дать адрес и сопроводительное письмецо, — примерно такое я ему сказал. Но тут он неожиданно замялся. Помедлил, помедлил и, наконец, выдавил из себя:

— Саша, ехать ли мне в Индию — не вопрос. Раз ты даёшь конкретное направление. Но сейчас я неожиданно (он так и сказал — «неожиданно») не могу. Сугубо личная проблема, пока умолчу, прости уж меня.

На этом мы закончили об этом. Но было важно, что он до глубины осознал, что боги могут быть дальше от Бога, чем человек, если последний реализует себя духовно. И приход в мир Христа, изначально Богочеловека, восстановил истину о высших возможностях человечества.

Денис в конце концов заметил, что при своих недавних длительных поездках на Запад (его картинами заинтересовался какой-то шизанутый миллионер, хотя Денис никогда не придавал своей живописи большого значения, это было для него второстепенно, — редкий, но в его ситуации понятный случай) он обратил внимание на бедственное состояние христианства там, даже если оно формально исповедуется. Впрочем, это известно и понятно, почему так. Фактически остаётся только православие, особенно, если оно будет удерживать свои высочайшие возможности — исихазм, обожение, духовное причастие… Мы разошлись мирно.

На другой день прикатил Миша Сугробов и привёл целую компанию новых для меня людей, собственно говоря, трёх. Главный из них, Велиманов, настойчиво хотел познакомиться со мной. Но особого толку из этого общения не получилось. Велиманов не лишён интуиции, но не более, хотя и это даёт основания… Слишком много волновались, кричали, Юра Лобов даже топал ногами… что за привычка… Велиманов с восхищением посматривал на Мишу и твердил, что Сугробов осуществил космогоническую есенинщину, ибо хотя бы в сознании своём лихо бродит по незримым физическим мирам, как Есенин по пивным и кабакам, то есть с надрывом и глобальным подтекстом. Масаев особенно настаивал на надрыве.

Разошлись душевно и мирно. Но меня начинает волновать, что происходит с Викой. Был тревожный звонок от Жени Солина».

Глава 5

Тревога возникла постепенно. Почти крадучись. Сначала Евгений Солин не обратил особого внимания, жена как жена, Вика как Вика. Куда она денется. Малышка Анечка, дочка шести лет, отдыхала от самого факта своего рождения в Подмосковье, в надёжных руках бабушки и дедушки. Солин с Викой остались одни в их приятной двухкомнатной квартире в центре Москвы, у метро «Тургеневская», где памятник Грибоедову. Комнаты были изолированные, с окнами в тихий московский двор, да и кухня была немалая. В гостиной висела имитация «Чёрного квадрата» Малевича. Старый кот обычно спал под кроватью в спальне — и днём, и ночью.

Началось с того, что Вика с каждым днём становилась всё молчаливей и молчаливей. Процесс пошёл довольно быстро. Истеричность Вики и её яростную болтливость словно сдуло каким-то неведомым ветром. Женя, углублённый метафизик и математик к тому же, сам был устойчиво молчалив, такая перемена в жене насторожила и его.

— Что с тобой, Вика? — попросту и тупо спросил он её за завтраком.

И тут ему пришлось вздрогнуть.