Империя духа

Ещё через два дня, поздно вечером, раздался звонок и явился Меркулов, которого Женя вызвал, в конце концов. Солин только что заканчивал рецензирование важной работы по математике. Вика лежала на диване в другой комнате в каком-то естественном оцепенении. Никакой реакции на звонок. Женя позвал Меркулова к себе.

— Мне страшно быть с ней ночью, — проговорил Женя. — Это явно сверхъестественный страх.

Саша был спокоен, даже нарочито обыден.

— Почему? Я чувствую, что она совершенно не агрессивна.

— Она хуже. Она неведома.

— Кому она неведома? Тебе? Но ты же мастер неведомого.

— Неведомое необъятно. То, что случилось с ней — мне неизвестно.

— Хорошо. Пойдём, посмотрим на неё.

Вика почти не приветствовала Меркулова. Саша увидел только лёгкое движение её руки, сама она не шелохнулась. «Лежит и лежит», — тихо шепнул Солин.

Сели около неё, но в ответ одна тишина. Ни слёз, ни истерики, ни мысли. Вика встала, подошла к окну, как будто хотела выйти за окно. Туда… В бесконечное пространство. Тем не менее, она ответила на два случайных вопроса мужа. «Нет, она присутствует, — подумал Меркулов. — Но в то же время её нет». Однако в её глазах он увидел моментами возникающий странный блеск, показывающий, что она хочет жить, но не этой жизнью. Слова, воспоминания, стихи, клубок парадоксов, смех, бред, молитвы, всё, всё возможное было пущено в ход, чтобы её вернуть. Но ничего не связывалось, ничего не получалось. И лишь на одну секунду, когда Саша вдруг спросил: «Расскажи о себе», по её губам прошла лёгкая дрожь.

Всё оказалось бесполезным — одно напряжённое отсутствие в её глазах. Наконец, Саша дал знак, и они вышли, оставив Вику одну. Опять оказались вдвоём за уютным до неприличия письменным столом.

— Что делать? Её подменили, вытеснили, — решающе промолвил Солин.

— Женя, нет, нет! — прервал его Меркулов. — Никакой подмены. Ты слишком далёк в своих зазвёздных исканиях от судьбы людей.

— Но я люблю её!

— Одно не противоречит другому. Но личность человеческая бесконечна. По нашим понятиям, конечно. Здесь, я думаю, проявился какой-то далёкий невиданный аспект её личности. Может быть, просто её какая-то будущая, неведомая нам личность, которая осуществится для мира через много её жизней и воплощений, проявилась здесь и сейчас. Ведь время — это иллюзия. То, что будет, уже есть сейчас. Ты сам прекрасно это знаешь. Вот моя тихая и очень ясная гипотеза. Не надо усложнять!

— И что же делать?! Что делать?!

— Права моя гипотеза или не права — сделать тут ничего нельзя. Ибо, во-первых, факт фантастический. Во-вторых, судьба личности не в наших руках. Даже Бог, давший свободу воли человеку, особо не вмешивается.

Солин промолчал, но потом вдруг промолвил:

— Ты знаешь, это, скорее, некое влияние будущей её личности на теперешнюю Вику. Влияние, но не фантастическое воплощение…

— Да я, собственно, это и имел в виду. Но, в принципе, нет ничего невозможного. В неких пределах, конечно. Перед тотальностью реального бледнеет всякая фантастика.

…Поздно вечером Меркулов ушёл…

…На следующее утро Солин мучил себя бесчисленными вопросами: что же это, в конце концов, за трансформация, во что превратилась его Виктория, причина такого превращения должна быть чудовищной, и если это воздействие из мрака времени её собственной будущей души, то тем хуже…

Вика уже бродила по квартире. Женя заметил, что она чуть-чуть, совсем немного, но смягчилась. Она прошла потом в кухню и как-то обыкновенно, как всегда, как будто кухня — это вечность, стала пить чай, словно обычная. Но эта «обычность» оказалась иллюзорной. «Но что-то в конце концов должно произойти», — мелькало в уме. — Вот, вот… Она заговорит». И он следовал за ней по пятам, словно большая собачонка, в надежде уловить… хотя бы отчаянье. Она не обращала на него внимания, но вдруг среди неестественной тишины он услышал, как она прошептала: «Ласки нет… Нет ласки». Женя подумал, что ослышался. Но внезапно, через минуту, он опять услышал: «А нет ласки… Нет». И голос её при этом исходил из самой последней глубины её существа, оттуда, где не может быть даже неосознанной лжи. Этот голос говорил правду.

Женя замер, точно получил удар хлыстом по лицу. Он в ярости подбежал к Вике, схватил её за руки и стал трясти. Вырывались слова:

— Что ты сказала?!.. Ты что, сошла с ума?! Тебе мало моей любви, ласки нашего ребёнка, заботы твоих родителей?!.. Ты всегда, с детства, росла в неге и внимании… Сколько тебе поцелуев в день всех твоих близких надо, чтоб ты не произносила такие слова?!

Но, взглянув в её лицо, Солин остановился, замер. Выражение её лица было по-прежнему далёким, точно его понятные всякому живому существу слова падали в пустоту.

Он отошёл от неё, как от статуи, и тихо спросил:

— Что с тобой?!.. Неужели тебе мало ласки от всех нас?!

И вдруг Вика внятно ответила:

— Это не та ласка… Не та…

В её глазах мелькнула тоска:

— Прости, но не эту ласку я ищу…