Империя духа

— «Пожить бы с собой умильно»… Как трогательно и уютно! — воскликнул Велиманов. — Я всегда за это! И двойничок к тому же тоскует, зовёт двойничок куда-то, в небывалые миры! Хорошо!

— Душа Праха — плохо, — вмешался Лобов. — Кладбищем веет, а где же юмор? Пусть и нездешний! Я по природе весельчак.

…И последнее стихотворение, прочитанное Сугробовым почти шёпотом, оказалось про какой-то «таинственный синий профиль» и про явление существа, похожего на доисторическую лягушку, огромную и всепоглощающую, которое в конце концов оказалось неким «древним корнем» человеческого рода, от которого современность может бросать только в дрожь.

— Про наш «древний корень» — точное, заботливое послание, — задумчиво сказал Велиманов, опрокинув в себя рюмку-другую водки. — Я эту жуть сам в себе чувствую, когда бунтую… Если этот древний корень проснётся в человеке, — он обезумеет не в нашем даже смысле этого слова… Такое натворит… И это не животное древнее какое-то проснётся, а укоренённое в нас потустороннее, дикое существо… Вот так, господа прозорливцы…

Праздник закончился мирно, душевно и благолепно.

— Мы и на том свете праздновать что-нибудь будем, — слегка пошатываясь, сказал Лобов. А Велиманов, уже в дверях (новых, причём), обернулся и проговорил:

— Миша, учти… Обрати свет взгляда на текст в праздничном письме грабителя: «Буду читать, хотя вникнуть в смысл слов не могу»… Так, кажется… Это же чистейший эзотеризм, Миша, подумай!.. Вот и ворьё теперь пошло!

И Велиманов со своими друзьями скрылся за дверью.

Сугробов вернулся в комнату и позвонил Меркулову.

Глава 7

И они, Денис и Рита, стали жить вместе, и как брат и сестра, и как влюблённые. Пугать родителей Риты пока не стали, да и пугать, собственно, было нечем: браки с кузиной — не седьмое чудо света. И об «оформлении» они тоже особо не думали, считая, что всё уже «оформлено» на небесах или где-то там ещё потаинственней.

Денис и Рита забыли об окружающем и не знали глубинно, что творится вокруг. Стоял необычно жаркий сентябрь, словно солнце сошло с ума и сбилось с пути. Когда грабили их друга, Михаила Сугробова, в тот день они лежали у берегов Москвы-реки, недалеко от Серебряного Бора, в высокой траве, вдали от всего людского. Одно и то же бездонное небо отражалось в их глазах, когда они, прижавшись друг к другу, смотрели туда, где одна бесконечность, без конца и без края.

— И такая должна быть наша любовь, — шептала Рита.

— Ты думаешь, это возможно? — спросил Денис.

— Ах, ты имеешь в виду, жизнь здесь — временный мираж, а там, куда уйдём, всё будет по-другому?

— Нет, нет, всё, ценное здесь, сохранится там.

Рита вдруг положила свою руку ему на грудь.

— Так в чём же неверие? В вечную и высшую любовь?

— В том, что есть силы выше нас. И они вмешиваются в течение нашей жизни в любых мирах. И нас не спрашивают, хотим мы или нет. Это может быть страшным.

Рита в ответ по-странному робко поцеловала Дениса. Но Денис продолжал.

— Чтобы любовь была вечной, надо обладать бесконечной душой с совершенно иными качествами по сравнению с человеческой душой.

— С обычной человеческой душой, — поправила Рита. — Мне так хорошо с тобой. Потому и хочется, чтоб это было вечно.

— Вот и разрушим тогда наши, как ты говоришь, обычные человеческие души, чтобы вернуть им вечность богов.

Рита улыбнулась.

— Мы и так боги… Пусть одетые в уязвимую оболочку… Так надо, если так есть… Но ты где-то прав… Как мы стали близки, и в то же время ты для меня остаёшься загадочным… Как это небо вверху… Кто ты? Кто?

И она с нежной, лёгкой тревогой чуть привстала и посмотрела на него.

— Денис — моё имя, — он тоже чуть-чуть привстал и поцеловал её. — Если тебя это слегка волнует, становись для меня такой же загадочной, как и я. Надо иметь что-то необъяснимое, а не только полное слияние, так лучше для любви. Она сама-то необъяснима, по большому счёту…

— Признаю, признаю, — спохватилась Рита. — Чтоб была возможность всё время что-то открывать в другом, поражаться и в то же время быть слиянным душой… Но так хочется, чтоб всё это было бесконечно-вечным… Скажут: детские грёзы… Нет, нет… Я тебя поняла, чтоб любовь была вечной, надо быть богами.

— По крайней, по крайней мере… По существу, даже повыше.

Рита рассмеялась.

— Так что любовь наша — мотив для духовного продвижения в высшую бездну… Посмотри-ка на небо…

— Смотрю… Здорово… Отвечает сердцу… Но давай теперь перестанем думать… Давай просто созерцать себя двоих, объятых любовью…

— Правда, давай не будем. Любить кого-то — значит отличать от других. А то вдруг, совершенствуясь-то, придёшь к такому всеобщему знаменателю и будешь любить не одну, а всех или…

— Ладно, ладно… Не говори… Ты ещё скажи, не надо забывать Бога, Творца, если любишь кого-то, как известные и печальные персонажи Данте… Ха-ха…

— Именно: ха-ха! — ответил Денис. — Надо ещё понять, что такое Всевышний, Бог с большой буквы, а этим персонажам Данте такое было неизвестно… Потому и влипли, хорошо ещё в Чистилище. Если бы раскрылось им такое знание, не было бы проблем.

— Тогда вообще ничего бы не было в человеческом смысле.