Империя духа

Последние слова были любимой поговоркой, или изречением, если хотите, Елены Ивановны. Однажды Пётр Игоревич, её муж, всё-таки не выдержал и существенно возразил:

— «Несчастные люди, несчастное человечество, поганое, гнусное время, сплошная агония»… Ну хорошо… А когда, интересно, это человечество не агонизировало? Назови такое время!

— Правильно, отец, — поддержал его тогда Сугробов. — Всю эту мировую историю кровь так и лилась горячим потоком прямо в пасть бесов… Скажу Денису — пусть нарисует…

…Квартиру решили не ставить на охрану.

— Ты хоть, когда уходишь, не забывай крест невидимый наложить на вход в квартиру, — увещевала Сугробова мать.

Молниеносно почти поставили новую дверь.

— Фирма хороша, но как бы ключи не скопировали для уголовников, — обеспокоилась Елена Ивановна.

— Мама, не смеши, — ответил Сугробов. — У меня красть нечего. Правда вот, картины забыли, не любители они живописи, не разбираются… Ты лучше у себя поставь на охрану… Хоть и двенадцатый этаж, но ворьё теперь и с крыш лезет… Ворью сейчас всё подвластно, такое время… Когда-то были комиссары, теперь ворьё… Что лучше, что хуже — это на чей вкус…

— Ты, Миша, со своими друзьями уносишься душою в какие-то бездонные небеса, а надо, всё-таки, о конкретной жизни, в конце концов, подумать, сейчас улицы и то переходить опасно, время совсем непонятное, — заботилась мать.

…Через три дня после установки новой двери Сугробов решил отметить… Что, собственно, отметить, он полу-не знал: то ли ограбление, то ли дверь, то ли и ограбление, и новую дверь вместе. И точно в этот день от грабителя или от одного из грабителей пришло письмо. Оно было аккуратно положено на коврик у дверей. Буквы были печатные, вырезанные из букварей, так что почерка не было. Письмо гласило:

«Дорогой ограбленный! Книгу вашу читаю, но понять не могу. Это об уме ангелов. Но читать буду, интересно, но вникнуть ни в одно слово не получается. А что же вы одни копейки дома держите, всего сорок тысяч рублей? Обижаете.

Грабитель».

Письмо было с восторгом встречено гостями и самим хозяином. На чтении тихо присутствовали Сева Велиманов с двумя своими неизменными учениками, и не более. Остальные желанные были заняты…

После чтения такого письма самое время было петь песни или читать стихи. Гитару принёс Велиманов, а хорошие напитки всегда сами присутствовали. Песни прямо лились из ран души, особенно неистовствовал Лёня Масаев, и без того нервный. Но стихи вызвали приток энергии.

— Это не столько поэзия, сколько послания, — предупредил Сугробов. — Послания человека, жизнь которого между двумя мирами, этим и тем, в котором мы все будем.

— Очень приятно, — выразился Лобов.

— Написано это, — продолжал Сугробов, — достаточно тайным человеком, Валентином Провоторовым от имени персонажа, который именно в ситуации между двумя мирами. Сам автор этого персонажа и стихов давно уже в третьем мире, высшем по отношению к этим двум. Послушаем.

Стихи, или послания, вызвали реальный ужас.

— Да что же это такое? — высказался Масаев. — «Стон молитвы с чёрным миром слитый», «скоро, ах, скоро на тёплое ложе скинув на время бесовские хари духи тебя для зачатья уложат…» Или ещё, как это запомнилось: «Но явь как наглый и злой подлог/Кривлянье жадных до крови губ/Молю: исчезни, железный бог/Огромный, скользкий на ощупь труп». Это что такое? — повторил Масаев. — Почему он преувеличивает силы зла?

Велиманов возразил:

— Так слышались и другие строчки, Лёня… Как стихи — это не всегда шедевры, отнюдь, но как послания… Такого ещё не было в литературе…

— Всё это не для всех.

— Пока не для всех.

— Уж больно мрачен поэт-покойник, прости Господи, — не сдавался Лёня Масаев. — Пусть послания гениальные, но как это понять: железный бог, похожий на труп…

— Это мир, точнее, явь, которая не даёт нам надежды, — пояснил Сугробов. — Что тут удивительного? Всё точно.

— Господа! Побольше юмора, вспомним ограбление, — вставил Лобов. — Но прочтите, Миша, ещё.

И Миша прочёл.

Стих, в отличие от других, блестящих поэтически, был аляповат чуть-чуть, но послание оказалось настолько нежным и добродушным, что присутствующие разомлели:

По прихоти я одинок,
По похоти всем доволен
И платит мне тёмный бог
Своею свободной волей

Двойник мой виден слегка

Но грозен своим размером
Качает внутри тоска

...................................

Разбить бы плоскость стекла
Пожить бы с собой умильно
Но воля восстать смогла,
А ужас изжить бессильна

Я с дрожью полночи жду

Не верю словам монахов
И явственно жизнь в цвету
Похожа на душу Праха