– Да, в этом весь Мархосиас, – согласился Заган. – А что же Рофокаль со своей бандой в кружевах? Тебе не кажется, что они могут проявить ненужную инициативу и пустить всё под откос?
– Страсть к радикальным мерам заведёт их слишком далеко, но нарушить волю Несущего Свет они не осмелятся, – объявил император, помрачнев лицом. – Люди будут жить в этом мире и после того, как мы выполним свою миссию, и это неоспоримо.
– Я бы всё-таки держал ухо востро. От них можно ожидать всё что угодно, – скептически проговорил Заган, пока Владимир невозмутимо возвращался к своему наблюдательному посту у окна.
Духовные братья слушали звуки ночного города, затем император повернулся в профиль к князю и негромко, даже почти мягко, спросил:
– Как себя чувствует Сагрит?
Заган удивился.
– Я делаю всё возможное, чтобы исцелить её, но в себя она пока не приходит, – сказал он и не удержался: – Гнев вашего величества причиняет слишком большой урон ближним.
Владимир снова отвернулся к окну.
– Да. Ты прав, – сказал он после паузы. – Сообщи мне сразу, когда она очнётся.
‒ Неужели извинишься? ‒ вскинул брови Заган, но император ничего говорить больше не собирался.
Тогда Заган вновь обратился серебристой сферой, просочился сквозь потолок, пронёсся к одной из спален и материализовался у кровати.
На ней лежала его жена. Безжизненная и истощённая, щёки впали, выпятив скулы, а глаза обведены тёмными кругами. Все телесные наказания, которым когда-либо подвергались в рабстве, не шли ни в какое сравнение с яростью бессменного правителя Инферно.
Великий князь склонился над княгиней, долго просвечивал её угольными глазами, оценивая состояние организма, и приложил руку в чёрной перчатке к её ледяному лбу.
Скоро брови Сагрит дрогнули. Пришли в вялое напряжение мускулы исхудалого лица, задрожали веки, но в себя она так и не пришла. Исцелить то, чему она подверглась, было сложно и самому могущественному целителю.
Сделав всё, что мог, Заган отошёл к окну, и брови его потянулись к переносице.
В окнах замка Ордена не зажёгся свет, не дёрнулась ни одна штора, и двери всё так же были заперты. А вот энергетика от него тянулась уже совершенно другая. Не та, что он ощущал в своём полёте. Это изменение он успел почувствовать всего на мгновение, и в следующий же миг всё стало прежним. Значит, кто-то успел незаметно проникнуть в замок и так же быстро ускользнуть. Или скрыть свою энергетику и затаиться.
Заган не сводил глаз с опутанного мраком здания, и командор Рофокаль прекрасно это знал.
– Какие тяжёлые нынче времена, господа. Ах, какие же тяжёлые времена! – драматично покачал он головой и отвернулся от зашторенного окна. – Бедный князь. Несчастная княгиня! Что уж говорить об остальных членах августейшей семьи. Сколько ещё они будут страдать от этой тирании! А все наши собратья? Неужели нам суждено и дальше существовать ущемлёнными в правах и свободе действий?
– Кажется, наш великий государь не видит в этом ущемления, – с лёгкой иронией добавил Кристиан, молодой вельможа в заплетённом в хвост белом парике с витками на висках. – Или же считает его нормальным.
Помимо командора, здесь было ещё трое вельмож в кафтанах и чулках. Они располагались в креслах обычной комнаты замка. Рядом стоял маленький столик с расписанным золотыми узорами фарфоровым сервизом – круглым чайником и пухлыми чашками на блюдцах – и хрустальной вазочкой слоённого печенья, посыпанного сахарной пудрой. Как и во всём здании, здесь было темно. Только тонкие полосы уличного фонаря за портьерами немного разжижали мрак.
– Ну-у, господа, кто мы такие, чтобы осуждать решение нашего великого предводителя? – с подчёркнутой тактичностью протянул Кортес, солидный мужчина среднего возраста в длинном кудрявом парике, с чёрной полоской бородки и моноклем на левом глазу. Не затрудняясь ориентироваться в темноте, он взял двумя пальцами из хрустальной вазочки печенье.
– Простите, коллега, но вы действительно думаете, что выход в смирении перед деспотизмом? – удивлённым тоном прохрипел пышноволосый герцог Вильгельм и надкусил краешек печенья. Его крупный, острый нос и проницательный взор из-под нависших век обманывали образом мудреца, видящего в человеке всё, чего он не знает о себе сам.
– Герцог! Разве у вас есть другое мнение? – звонко воскликнул Рофокаль.
– Отчего же нет, магистр! Главенство главенством, но разве хорош тот лидер, что ущемляет свой собственный народ в угоду чужеземцам? Пускай его правление и длится целую вечность, но на одном монархе свет клином не сошёлся. Кто знает, быть может, кто-то другой мог бы лучше позаботиться о своих подданных?
– Разве есть ещё кандидатуры? – как бы невзначай спросил юный Кристиан, сделал крошечный глоток чая и мелодично стукнул чашку об блюдце.
Рыцари Ордена приняли озадаченный вид, как будто бы и в правду не знали. Первым «сообразил» Кортес:
– А ведь каждый монарх обязан иметь наследника.
Командор просиял ярче полуденного солнца.