Или самой со свету выжить?
О, как терзанья разрешить?
Вместе с ней вздрогнул весь зал, когда из-за кулис вышел представительный аристократ и стал расхаживать за её спиной, загадочно приговаривая:
– Твоё страданье не напрасно,
И ты живёшь уже не зря,
Раз усомнилась, что прекрасна
Бесцельность в чреве бытия.
Она обернулась к нему.
– Так что с того мне? Где есть правда?
Куда бежать мне сей же час?
– Остановись! Впусти усладу,
Что так стучит в твою ограду
И отражается в очах.
– Да где же? Это просто сказка.
Мне с детства не забыть наказа –
Всего добиться я должна.
– О, кто мог быть таким жестоким,
Что дал тебе сие уроки?
– Скорей, весь мир. Не знаю я.
– Весь мир?! Несчастное создание!
Ты не видала ничего!
Взбрела во мрак зачарованья
И приняла за свет его.
Он протянул ей руку.
– Я покажу тебе мир, и он склонится пред тобой.
Поколебавшись, она вложила в неё свою ладонь, и они ушли за кулисы, а Джулиан Ховард продолжил повествующую речь:
– За временами не поспеешь,
Коль каждый миг как райский сон.
Забыв ценить всё, что имеешь,
Усладу чтишь словно закон.
Актриса снова вышла на сцену, но совсем с противоположной стороны, одетая в модное платье и увешенная драгоценностями, с пышным букетом цветов в руках. Дублёрша? Если и так, то абсолютно неотличимая.
– Она желанья услаждала,
Была в почёте земли круга,
Пока в бродяге не узнала
Давно потерянного друга.
На сцену вышел лохматый актёр в рваном нищенском тряпье.
– Ужели ты?
– Я изменилась?
Затмила солнце красотой?
– Твоя краса мне не забылась.
Она всё та, но взгляд иной.
– Так что ж в нём? Неужель…
– Гордыня!
Пропащая твоя душа!
Ты изнутри давно уж сгнила,
И пустота в твоих глазах.
– Как смеешь ты?! Я выше тучи!
Мной восхищается рассвет!
После меня не греет лучик,
Стыдливо гаснет лунный свет!
– Тебе перечить я не смею.
И в правду – меркнет всё вокруг,
Чтоб осквернить их честь не смела,
Не заразила гнилью белой
Счастливый их семейный круг.
Не ты ль к Всевышнему взывала,
Предназначение искала,
Но угодила в скверны сеть?
– Не правда!
– Ты сама всё знаешь,
Но всё ж упорно отрицаешь –
Ведь ты давно устала тлеть.
– Но… как же так? Ты влез мне в душу!
Откуда ты…
– Доверься мне!
Беги, спасайся, сердце слушай!
Подумай о своей душе.
Бродяга протянул руку обронившей букет девушке и тихо добавил:
– Её ещё можно спасти.
Она долго стояла, понурив голову, но всё-таки позволила ему увести себя за кулисы. Глядя им вслед, на сцену вернулся аристократ.
– Ну что ж. Я сделал всё, что смог.
Увы – с тобою нет у нас дорог.
Он развернулся и собрался уходить, но вдруг из-за кулис выскочила его сбежавшая спутница, чумазая лицом, в залатанном платье. Едва не наступая на непомерно длинные, сальные и спутанные волосы, она упала на колени и схватилась за его сюртук грязными от золы руками.
– Возлюбленный! Мой друг сердечный!
Спаси меня, не погуби!
Я виновата! Выбор грешный
Забудь, прошу! Меня прими.
– Зачем пришла? Не рви мне сердце.
Тебя давно я позабыл.
– Не будь жесток! Ведь ты мой герцог!
Ты для меня весь мир открыл!
– А что же ты?
– Я виновата!
Меня запутал этот бес!
Внушил мне, что душе чревато
Возвышенье до небес.
И я бежала без оглядки,
Лишь только душу чтоб спасти!
Аристократии повадки
И устоявшие порядки
Забыть, исправить, искупить!
– Ну так беги же! В чём сомненья?
Молись и кайся, искупленье
Ты заслужила поделом.
Не я ль коварный искуситель
И бессердечный совратитель?!
Я душу осквернил грехом!
Прекрасная замарашка опустила руки и поникла, осев у ног аристократа. Грязные волосы скрыли её лицо. Очень долго стояла скорбная тишина, и все зрители ждали окончания кульминации, затаив дыхание.
– Ступай к супругу. Будь беспечна,
Тепло и свет ему даря.
Душа и счастье будут вечны.
– Прости…
– Прощай. Забудь меня.
Он ушёл, а лорд Ховард двинулся к девушке, шелестя мантией и приговаривая на медленном ходу:
– Ты думаешь, что знаешь смысл,
И яро рвёшься к небесам.
Положил руку на её плечо и взглянул на зрителей так, что каждому показалось, будто бы он смотрит именно на него.
Но никогда и не помыслишь –
За что ты будешь
В эту же секунду занавесы сорвались с карниза, и на голой сцене не оказалось никого. Актёры просто исчезли.
Внимание всех собравшихся за длинным, до отказа обставленным столом, было приковано к одному лишь маркизу де Руссо. Женщины не скрывали откровенных взглядов и не смущались, если он на них отвечал. Мужчины больше слушали, чем говорили, дав полную свободу в расспросах женщинам. Так им казалось, что они сохраняют своё достоинство. Алкоголь быстро развеял всеобщее недоумение после необычной пьесы и исчезновения актёров и гости заинтересовались новым членом своего общества.
Активнее всех была графиня Виктория. Она ухитрилась занять место напротив де Руссо и теперь не давала ему даже прикоснуться к еде беспрестанными вопросами. Ужин напоминал интервью со знаменитостью. Маркиз был дружелюбен и терпелив, однако от ответа на вопрос о месте его проживания ловко ускользнул, сославшись на безграничную страсть к путешествиям по миру.