Этой ночью Вера уныло бродила по коридорам усадьбы, не зная, куда себя деть, и как найти уголок, где она сможет предаться забвению мыслей. Такое знакомое чувство, когда кажется, что всё внутри пожирает само себя, вновь и вновь принуждало блуждать из комнаты в комнату, из коридора в коридор, без какого-либо желания и определённой цели. Просто нужно было куда-то идти. Оставаться на одном месте казалось страшной пыткой, а так хоть немного казалось, что она помогает себе справиться с пожирающим изнутри зверем.
Но этот зверь не отступал и был голоден как никогда. Ни меняющаяся скорость шагов, ни одна из комнат не отбивала его аппетит. Иногда Вера зажигала свечу, смотрела на длинный жёлтый огонёк и, из раза в раз понимая, что он озаряет путь её мучениям, задувала его.
Проходя мимо огромного зеркала, Вера остановилась и взглянула на свой чёрный силуэт в длинном тёмном коридоре. Изголодавшийся зверь на мгновение затих и, казалось, засопел. Но потом со свойственной кошачьему хищнику игривой жестокостью принялся медленно отрывать куски от ещё живой жертвы и обгладывать горячую плоть.
Вера схватила из ниши в стене канделябр и с размаху швырнула в зеркало. Дождь из осколков окатил её с раскатами звонкого грома. Горячий ливень беспощадно хлестал по лицу, зарывался в волосы и теребил ночную сорочку.
Всё стихло. Снова эта гнетущая тишина.
Вера осела в хрустящую под ногами лужу, содрогаясь в громких рыданиях.
– Прекрати шуметь, – послышался сварливый голос.
В одних камуфляжных шортах Мишель стоял в арочном проёме и смотрел на неё укоризненными детскими глазами.
– Ты разбудишь мессира, – продолжил он и невнятно затараторил: – После своего любимого развлечения он любит поспать…
– Я не могу больше! – крикнула Вера. – Я больше не могу так, Мишель!!!
Мальчик отвёл взгляд и сжал губы.
– Давай уедем отсюда, – тихо сказал он.
Вера не слышала его, продолжая истязать себя физической болью. Она яростно наваливалась коленями на зеркальные осколки, сжимала в кулаки целые горсти разбитого стекла и кусала до крови губы, чтобы сдержать слёзы.
Обессиленный крик и стоны боли разнеслись по стенам усадьбы, и де Руссо сладко улыбнулся во сне.
Глава 12 «Когда на землю сходит божество»
Этим утром Руслан проснулся со странным предвкушением новой жизни.
Почему-то очень не хотелось вылезать из-под тёплого одеяла в новый, неизвестный день. Граф долго сидел в постели и осматривал свою спальню, словно был здесь впервые. Отмечал, что она довольно хороша и уютна, и как здорово было бы провести здесь как можно больше времени. Мир казался тусклым, но в то же время утренние лучи золотили спальню, придавая привычным цветам новые тона.
Побродив по комнате, рассматривая чужими глазами мебель, картины, коллекцию оружия и декоративные украшения, граф вдруг снова почувствовал себя ребёнком. В те года всё здесь было так же, только стены казались более приятными и родными, кровать мягче и теплее, а солнечные лучи дарили ласку, которой с подросткового возраста он больше никогда не ощущал. Многие годы всё здесь было уже совсем другим, но этим утром вдруг стало прежним. Таким, каким он это знал когда-то. Это вызывало печальную радость, и он упивался ею так, как возможно наслаждаться самобичеванием.
Руслан ещё раз перечитал приглашение на похороны князя Василевского и графини Виктории, что должны были вот-вот начаться, смял листок и долго сидел в кресле, прижав ко лбу кулак. Через несколько минут лист начал тлеть и осыпаться на колени. Руслан разжал пальцы, и мелкий пепел растворился в воздухе, оставив запах гари.
– Прощай, Вика.
Причесал волосы, натянул штаны, влез в рубашку и, не застёгивая пуговиц, вышел из спальни. Закрыв дверь, он будто бы отрезал от себя привычный мир, что не станет прежним уже никогда.
Чем дальше Руслан шёл по отчему дому, тем больше его поражало странное чувство, будто бы он не прожил здесь тридцать лет, а буквально вчера приехал откуда-то издалека, и сегодня вынужден собирать не распакованные вещи, убираться восвояси и больше никогда не возвращаться в эту уютную, гостеприимную обитель.
Мимо проходили слуги, кланялись и желали ему доброго утра. Руслан заглядывал в их лица и впервые отмечал, что все они разные. Чьё-то симпатичнее, чьё-то проще, у кого-то родинки или веснушки, у кухарки весьма крупный нос, в то время как дворецкому его будто бы прочертили по линейке. Глаза каждого из встретившихся ему казались окнами в огромные, так не похожие друг на друга вселенные. В них царили не только вживлённые системой хозяйственные заботы, но ещё и что-то своё, индивидуальное. Готовность к чему-то новому или обыденному, усталость от собственной судьбы, радость за что-то или за кого-то, знание какой-то тайны. И каждое это «что-то своё» принадлежало совершенно другим людям. Не тем, кого он и не считал за людей.
И что в нём изменилось?..
Что и почему меняется в нём с каждым прожитым днём?..
– Доброе утро, Руслан Романович.