Империя Инфернум. Крокус

Резко замолчала, когда услышала скрип открывающейся двери. Сначала увидела круглую лохань с водой и плавающую в ней чарку, а потом уже Дирама. Он поставил лохань посреди комнаты и закрыл за собой дверь на засов. Я не стала дожидаться приглашения, подползла и зачерпнула воду. Хорошо, что она оказалась теплой. Я совсем околела в темном подземелье. Свечи лишь рассеивали блеклый свет и совсем не согревали помещение.

Я жадно впитывала влагу и никак не могла напиться. Казалось, что осушу всю лохань разом и только когда живот раздуло до колик, я остановилась и посмотрела на альву.

Он был одет непривычно просто. Белая рубаха на завязках и широкие штаны. Распущенные волосы свисали до пояса, придавая его образу небрежности. Я рискнула заглянуть в красные глаза и сразу поняла, что они все так же полны похоти и жалость им не знакома.

– Становись, – указал он на лохань и снял с плеча кожаную сумку. Положил ее на пол и подал мне руку. Я не приняла от него помощь. Шатаясь, поднялась и ступила в воду. Дирам тут же схватил чарку и начал поливать меня. Вода остывала моментально, и ее холод вызывал дикую дрожь по всему телу. Я стиснула зубы, с прищуром наблюдая, как альва достает из сумки кусок мыла. Мне захотелось вырвать его из рук Дирама, чтобы как можно тщательней отмыться от его запаха. Но не для того хозяин поместья пришел в темницу. Ему нравилось меня трогать. Он получал от этого не меньшее удовольствие, чем от совокупления. Никогда бы не подумала, что у Дирама настолько извращенное сознание. Слишком медленно он водил мылом по изгибам моего тела, задерживаясь на груди, а потом и на промежности. Он вгонял скользкий брусок в мое нутро и буравил глазами мое лицо. Я отвернулась, не в силах смотреть на возбужденный взгляд.

Только когда он полностью меня намылил, начал смывать пену. Ощупывал уже более нагло, сжимая кожу до боли. Потом резко подхватил меня на руки и прижал к себе.

– Моя Нирель, – шептал безумным, задыхающимся голосом. Стал целовать меня в плечо. Нашел ртом мой сосок и принялся терзать его зубами. Я чувствовала, как слезы вновь подкатывают к глазам, а тошнота к горлу. Омерзительно, пошло, отвратительно он трогал самые интимные части тела.

– Как же я тебя люблю. Как ты нежна и красива.

Признания и комплименты с его уст звучали, как оскорбление. Я едва сдерживалась, чтобы не взбрыкнуть и не выругаться. А в мыслях представляла, будто пронизываю его сердце острым клинком. Вбиваю, вколачиваю, убиваю. Жаль, что еще тогда в покоях у меня не получилось его зарезать! Пусть хотя бы шрам на лице напоминает ему о том, что он погубил, втоптал в грязь и уничтожил женщину, которую оберегал с детства, а в итоге бесстыдно предал.

Дирам поставил меня на пол и посмотрел на крюк, подвешенный к потолку. Похотливая ухмылка озарила его лицо, а меня сковал дикий страх. Веревки, которые он проверял на выносливость, поплыли перед глазами коричневым маревом. Казалось, я тут же потеряю сознание и рухну, но альва подхватил меня за талию и вновь прижал к себе.

– Не надо. Пожалуйста. Я не буду сопротивляться. Не привязывай, – умоляла я его о пощаде, но он будто не слышал моего тихого голоса. Начал обвивать веревкой мои запястья и подвешивать меня на крюк так, что лишь кончиками пальцев касалась пола. Повисла, будто сломанная кукла, пытаясь вытерпеть дикую боль врезающихся в кожу веревок.

– Не надо, Дирам. За что ты так со мной? Отпусти нас домой.

Альва схватил меня за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза, и рассмеялся.

– Как же ты не поймешь, Нирель? Ваш дом теперь здесь. Смирись. Пока я буду видеть в твоих глазах надежду на спасение, ты не выйдешь из этой комнаты.

Он не понимал, о чем просит. Как я могла смириться с такой страшной участью – принадлежать нелюбимому мужчине, делить с ним постель, целовать, говорить, улыбаться, жить…

– В таком случае, мне никогда отсюда не выйти, – глубоко вздохнула я. – Ты только не обижай моего сына. Скажи, что я его люблю.

Дирам поменялся в лице, опустил взгляд, и мне показалось, что строгие черты смягчились. Даже проблеснула надежда на то, что он развяжет веревки.

– Когда-нибудь придется смириться. А за Келеара не беспокойся. Воспитаю, как родного сына.

Мне хотелось закричать во все горло, что у него уже есть отец, что альва ему не нужен. Что Дирам вообще никому не нужен, а в ответ прошептала:

– Мне больно, – посмотрела на крюк, пытаясь воззвать к жалости.

– И мне очень больно, Нирель. Гораздо больнее, чем тебе.