Империя камня и веры

Эстебан отключил связь и положил телефон обратно в карман. Его лик стал, печален и сер, а по щеке пробежала скупая слеза. Цвет его лица стал подобен цвету радиоактивной пыли и песка в Великой Пустоши и когда он поднял взгляд, подходя, на боевые машины, даже Антонию стало дурно. Он уже подходил к БТР как над головами раздался вой, по которому можно определить, что это реактивные бомбардировщики, дюжина штук, заходящих для атаки.

Мёртвый город утопает в алом закате, он купает в его лучах, отражаясь на фоне заката чёрными зданиями. Но вот бомбардировщики сбросили тяжёлые бомбы, и город искупался в напалме. Безжизненное поселение утонул в массивах огня, теряя всякий шанс на своё мятежное возрождение.

На фоне уезжающих машин город вспыхнул ярче заката.

Часть вторая. Свет ложного рассвета

Глава шестнадцатая. Серость

Пятнадцатое октября. Милан.

Погода как всегда не радует. Небо какой день уже затянуто серыми облаками и не давало солнцу ярко светить, а на улице стало холодно и неприятно. Сильного ветра не было, но стояла нехорошая прохлада, поддерживаемая слабым и немощным ветерком.

Людей вне помещений изредка видно в больших количествах, разве только на небольших массовых мероприятиях. Все либо работали, либо сидят дома и не подают носу из дома, не желая попадаться на глаза комиссарам или представителям министерства Повседневной Оценки. Масштабных праздников, способных поднять настроение, никаких не было, лишь серые трудовые дни, с перерывом на единственный выходной день – воскресенье.

Каждый день так и продолжали из граммофонов по утрам литься политические проповеди, по телевизору продолжают рассказывать о правильной и не крушимой идеологии Рейха. Зачитывались идеологическими литаниями про правильность иерархичности, культа личности, диктатуры и правильность репрессий, тех, кто оказался не согласен с государства, а Империал Экклесиас с вдохновением распевала молитвы Канцлеру, в это же время Культ Государства везде и всюду неутомимо искал еретиков мысли. Ничего не меняется – в воздухе, можно сказать, повисла апатия и уныние.

Однако унывать нельзя! Не потому что это плохо сказывается на душевном состоянии, а только оттого что Культ Государства и Министерство Отслеживания Пессимистических Настроений в Обществе, с двумя внутренними управлениями – Надзора за Настроениями Граждан и Измерения Уровня Апатии, не одобряют падение «уровня нормального счастья» у людей и готовы любого декадента, попирающего постулаты Империи, говорящие о том, что люди не могут быть не рады пребыванию в таком государстве, как Рейх, отправить в трудовые лагеря на перевоспитание.

Но находились те люди, которые пытались подавить свою духовную и политическую апатию в бесконечных собраниях и диспутах. Это группа молодых ребят, которая назвала себя, руководствуясь обычной юношеской неопытностью и оппозиционным романтическим вольнодумством – «Братство свободы». Именно это название они выбрали для названия собственного сообщества, которое считали островком свободы в Милане, позиционируя себя, как тайных разносчиков либеральной мысли. А свои собрания они называли «свободными обсуждениями», считая это проявлением вольной мысли, не зависящей от Рейха.

Эти юноши и девушки, в своём детском стремлении к мизерной и наивной свободе противопоставили себя канцлеровскому режиму, считая, что их собрания это первые шаги к освобождению. И их «собрания» стали похожи на то, как маленький ребёнок шкодит в отместку взрослому, пытаясь заявить о себе как о полноценной личности и показать, что его детское «я» чего–то стоит. Но именно подобные сборища для многих стали этакими лучами тёплого солнца, в этом мире бесконечной серой апатии, хоть как–то обогревая душу. Именно «лучи общения», внутренний душевный свет от него, действовали на душу как лёгкий антидепрессант, разгоняя нависший мрак, а это время серости именно этого луча не хватает многим людям. И многие, в этих собраниях, чувствовали нарастающую апатичность, причём, говоря, что за нарастанием тотального уныния стоит Канцлер и режим им поставленный, но никто не поднимал свою голову к небу, что б лицезреть его серое полотно.