Империя камня и веры

– Господин Канцлер, я всегда хотел узнать: почему мы на некоторых участках стены, которая ограждает нас от вражеских держав, имеем дыры и пропускные пункты, через которые нам приходиться поддерживать некоторое сотрудничество с названными врагами? Почему мы не воюем с ними, хотя постоянно в новостях, газетах объявляем их главными врагами? Почему так?

Канцлер немного поводил головой, как бы осматриваясь или всматриваясь в пустоту и выискивая что–то, одному ему известное. Он несколько мгновений молчал, но всё же потом решил удостоить ответом своего собеседника:

– Понимаешь, мой дорогой Теренций, хоть у нас и идеи на устройство мира и разные, но мир… мир, то один. Им нужна наша защита от африканских варваров, наше попечительское плечо и опора, что сохранит на их землях спокойствие и благоденствие, а нам нужны ресурсы. Нам нужен залог того, что они не предадут нас в своём стремлении распространить свои больные воззрения…. Да, хоть идеи наши и высокие, но цели куда прозаичнее, а средства… ну скажем, они довольно жестоки… вообще, всем этим должен заниматься полк–орден, по заветам первого Канцлера, но эта задача скоро перейдёт к вам…

После этих слов в душе канцлера снова грозил вспыхнуть огонёк безумия, он продолжил свой рассказ, медленно перебирая не связанный по смыслу порядок слов:

– Первый Канцлер… полк–орден…. Наследие… Теренций! – Вдруг вскрикнул Канцлер, так громко, что, наверное, даже в храме раздалось эхо.

– Да, мой господин? – С дрожью и опаской в голосе спросил Верховный Мортиарий.

– Ты хочешь знать, как я встретил первого канцлера?

Теренций смотрел на своего правителя, он видел в его глазах огонь, но это было не пламя безумия, а огонь подобный подростковому, когда ребёнок неистово спешит рассказать чего он достиг, спешит похвастаться или поведать новую интересную историю.

– Да, мой господин.

Канцлер подошёл к окну и стал всматриваться в витраж, после чего резко развернулся, облокотившись на подоконник начал рассказ:

– Когда мы встретились…. Это было давно, я был в делегации первого Лорд–Магистрариуса на посту обычного рассказчика докладов. И в этот день он меня решил взять зачитывать доклад, связанный с увеличением сепаратистских настроений в регионах. И тогда я увидел его. Высокий, с гордым лицом, с пламенными речами. Его пальто всегда касалось пола, он так же всегда носил перчатки. Он был подобен гордой птице, что взирает на всех острым взглядом. Когда Лорд–Магистрариус вызвал меня зачитывать доклад, не знаю почему, но меня пробрал душевный холод, а под взором его у меня даже задрожали колени. Но я быстро взял себя в руки, унял дрожь, взял верх над собой. Мне пришлось взобраться на трибуну и зачитывать свой доклад. Канцлер, своим пронзительным, чуть ли не бездушным и ледяным взглядом, взглядом, смотрел на меня, такое ощущение, что постепенно изучая меня. Но заседание закончилось. Тогда было принято решение усилить территориальный контроль и кару за сепаратизм, вплоть до смертной казни всей семьи бунтовщика, но не об этом. После заседания он подошёл ко мне. Его взгляд был холоден как старая русская зима и пронзителен как стрела, выпущенная из лука гунна. Его лицо выражало остроту и жестокость. Его волосы, уже в то время, были с просединами. Он подошёл ко мне, его острые губы зашевелились: «Юноша, ты произвёл на меня некоторое впечатление. Из молодых служителей нашего великого Рейха ты единственный сумел себя взять в руки в моём присутствии, хотя многие из высших чинов до сих пор не могут на меня даже взгляда поднять… В тебе что–то есть… Ты не хочешь ли стать моим помощником?». Он довольно остро поставил вопрос, но я, ни секунды не мешкался, я сразу ответил согласием. Да, вот так вот я встал на путь наследника великой империи.

Теренций сидел, внимательно слушая, и в это время в его голове созрел один вопрос, и он, не опасаясь, задать его:

– Господин Канцлер, а почему вы хотите уничтожить наследие первого канцлера? По крайней мере, так поговаривают в народе. – В лоб, не юля, задал свой вопрос Верховный Мортиарий.

Канцлер кинул на него ошеломлённый взгляд, наполненный глубочайшим непониманием и полыхающий огнём негодованием. Взгляд был такой выразительный, что у бывалого солдата и ветерана не одной войны пробежал жуткий холодок по спине.

– Я не стремлюсь разрушать наследие первого канцлера! – Воскликнул правитель, но увидев взгляд собеседника он сменил тон на более спокойный и мягкий. – Не то что бы я хотел уничтожить его наследие и память в него. Понимаешь, я тоже хочу стать любимым собственным народом. Мне хочется быть для них духовно–политическим отцом, которому можно довериться. Пока в их душах зиждется память и светлая вера в старого правителя, я для них не могу стать настоящем отцом государства. Поэтому я порой, немного принижаю значимость фигуры моего любимого всеми предшественника. Я хочу, что б для народа я стал единственным отцом. Ты меня понимаешь?

– Да, мой Канцлер. Но у меня ещё один вопрос.

Канцлер неодобрительно посмотрел на Верховного Мортиария и слегка, будто слегка, улыбнулся: