Империя камня и веры

Эстебан продолжает тенью пробираться по улицам, которые стеснены огромными серыми зданиями, которые были подобно призракам, старой, давно минувшей эпохи, минуя через целые разрушенные кварталы, ставшие оплотом для отступничества. Он снова увидел укреплённые посты, готовые вести ожесточённую борьбу, до последней капли крови, как многие еретики просто снимались с постов и продвигались к тем местам, где шли самые ожесточённые стычки. Чем дальше Командор продвигался в город, тем меньше он становился заброшенным, а в глуби его стали украшать палатки еретиков, подобие рыночных рядов, самодельные сторожки, а некоторые здания были переделаны под дома или небольшие склады, заводы, быстро сделанные госпитали и «храмы».

Особенно интересны были так называемые «места культа» – со всех этих больших зданий свисают рваные и грязные куски ткани, на которых намалёваны углём или кирпичной крошкой четыре горизонтальных палки и как подметил Эстебан они создаются для массовым молитв. А «храмы» выделялись по–особенному – небольшие, одинокие, собственноручно сделанные из различных стройматериалов, напоминавших маленькую базилику, здание. Приближение к ним ознаменовывал лёгкий душок из благовоний, которые чувствовались даже сквозь запах грязи, дыма и гари. Эти места ревностно охранялись, ибо возле них были возведены целые блокпосты и баррикады, с до зубов вооружёнными людьми. И как ни странно из этих из залов этих зданий даже сквозь артиллерийскую канонаду были слышны моления и хвалебные песнопения некой четвёрке, где ведут службу те самые «проповедники», без народных масс.

Эстебан, проходя мимо этих «церквей» всегда задумывался, а так ли свободны эти люди, как они сами считают? Они, возненавидев одну форму подражания, яростно отвергают её и принимают новую, теперь не веря в Бога, Канцлера и Рейх, а на заповеди Культа Государства и Империал Экклесиас им глубоко наплевать, но люди теперь фанатично подражают некой четвёрке. Неужто у этих людей подражание настолько въелось в душу, что они без него не представляют жизни и гнилым подобием свободы пытаются заменить опустевший пантеон в сознании? Разве свобода стоила того, чтобы стать жалким и убогим подобием самого Рейха? Все эти мысли хоть и резали Эстебану ум, но он на них не обращал значительного внимания, сконцентрировавшись на деле.

Пройдя еще какое–то расстояние, Командор решил уйти во двор и перевести дух. Он забежал, в какой–то переулок и наткнулся на нагромождённую баррикаду. Шины, части мебели, арматура, стальные пластины и подобное этому: всё это предстало перед Эстебаном. Дальше прохода не оказалось. Это нагромождение мусора было не преодолеть. Эту пробку выбил только бы танковый выстрел или несколько правильно установленных взрывчаток, которых у Командора не было. Вообще, Эстебан заметил одну странность в этом проклятом городе: многие переулки были в подобных переходах, целые улицы сотнями метров были заминированы или перекрыты непроходимыми баррикадами или обрушенными зданиями. Складывалось впечатление, что всех ведут по определенному маршруту, будто подготовив вести армию врага в «нужном» направлении, а баррикады стали в некоторой степени корректировщиками пути. Командор уже об этом задумывался и понимал, что это самая правдивая версия, но ему нужно было как–то продвигаться.

Эстебан подошёл к началу переулка и стал вглядываться в город. Оплот еретиков покрывал саван дождя, его обволакивали порывы ледяного ветра, и из переулка оказалось трудно, что–то увидеть, но все, же он попытался. Перед взором были каменные и разбитые дома, причём довольно высокие, а сама улица оказалась довольно узкая. Командор высунулся из переулка и увидел последнее, чтобы хотел – впереди улицы шагает еретический патруль, а во главе размашисто и гордо шаркает «проповедник». На его голову спускался большой капюшон, закрывающий всё практически до носа, в руках сжат длинный посох с черепом на навершии, в другой руке он держал книгу, а за ним ступали пятеро еретиков, в старой военной форме выцветши-зелёного цвета, со стародавними карабинами в руках. Обойти их никак нельзя, они шли уверенной походкой вперёд, побрякивая оружием.

Но рядом оказалась довольно большая куча из мусора и старой арматуры, за которой можно было спрятаться, и Эстебан моментально ринулся туда, залёг на кусок мокрой разбитой и старой брусчатки, пытаясь как можно плотнее к ней прижаться, чтобы быть незаметней.

Процессия так и шагает, высматривая врага, а «проповедник» тем временем идёт и читал свою проповедь, его звонкие, наполненные фанатизмом и религиозным рвением слова пронзали оркестр войны, бесконечно громыхавший в городе.