Империя камня и веры

По бокам пространство стискивают огромные и высокие разрушенные и серые здания, ставшие жалким подобием улиц Рейха. В уши постоянно бились молитвенные гимны и нечестивые хвалы, способные довести до тошноты. По броне стекали капли дождя, а мышцы немного побаливали от напряжения. Он пробежал ещё несколько метров и увидел впереди патруль – наверное, двадцать мятежников, в разных одеждах, с разнообразным оружием, от пистолетов до ручного пулемёта, покрываемые саваном дождя, шли навстречу Эстебану. Командор, посмотрев на их экипировку, мог спокойно положить отступников из своего оружия, но ему не нужно было попадаться на вид – он резко остановился, осмотрелся и залез в разрушенное здание. Притаился.

Командор ушёл далеко от наступавших союзников. Штурм оплота ереси шёл уже около двух часов. Первая и печальная атака, которую вёл сводный штурмовой батальон, недооценивший всей коварности отступников, захлебнулся собственной кровью, как, впрочем, и сама атака. До своих позиций, под крики и всхлипывания, доковыляло меньше половины части атакующих, которые надеялись войти в город, как на прогулку. По их рассказам, они нарвались на пулемётные точки, заградительные линии, колючую проволоку, танки и окопы, усеянными сотнями бешеных еретиков.

Естественно остальных накрыла волна праведного гнева, и они направились в групповой штурм, который повёл сам ставленник Верховного Инквизитора, охваченный яростью, приказав артиллерии продолжать беспрестанно утюжить город. И оставшиеся части, под артиллерийское крещендо, с именем Канцлера и Рейха на устах, ринулись в атаку, преисполненные праведным гневом и ведомые священною местью. Но прорвать оборону было не столь просто, ибо наступающие тонули в вихре огня, цеплялись и рвали кожу об колючую проволоку, утопали в окопах или умирали в рукопашной, висли на дзотах, от выстрелов разрывались и разлетались мясом, но всё, же сумели прорвать оборону и ринуться вовнутрь города, но и это далеко не конец. Растяжки, заминированные улицы, укреплённые позиции и целые районы, обращённые в крепости, кварталы, ставшие фортами, и просто тысячи засад ждали наступающих на пути к шпилю. Защитники сделают всё что можно, что защитить себя и своих богов, они скорее умрут, чем сдадутся.

Эстебан притаился, в каком–то разрушенном здании, предварительно забравшись в угол и спрятавшись за грудой мусора, попытавшись абсолютно максимально затихнуть.

– Командор, двадцать один человек впереди вас, собираются поворачивать обратно, можете успокоиться, – раздался тихий голос в рации.

– Спасибо Антоний, можешь продолжать сообщать мне ситуацию. И кстати, как тебе дрон?

Из рации раздался небольшой смешок, после чего последовал ответ:

– Всё бы хорошо, но вот погода конечно подвела. Ничего, я пока справляюсь, – Прозвучал немного весёлый голос Теневика.

После чего Командор прервал связь с Антонием. Встал из угла, отряхнулся от мусора и стал аккуратно выбираться из здания, пытаясь не привлечь внимания. Выйдя из здания, он увидел в небе еле видимый, парящий в вышине дрон с камерой. Антоний приглядывал за Командором, это был залог полной скрытности и тайны человека, что прошёл незаметным сквозь полчища отступников. Эстебан кинул взгляд дальше по улице и увидел уходящих вглубь города еретиков, которые проверили, то, что на этом участке их оборона ещё не прорвана.

Командор поднял винтовку, осмотрелся по сторонам в поисках возможной угрозы или путей продвижения, и стал дальше продвигаться по разрушенному городу, стараясь оставаться тенью. Он за два часа своего продвижения уже оставил за спиной не менее десятка патрулей и укреплённых боевых позиций, завидев самых разных еретиков: в старой военной форме с устаревшими автоматами, в потёртой гражданской одежде с пистолетами и винтовками, оборванцев с ножами и пилами. Порой, среди толп и орд отступников, Командор подмечает грузных или высоких людей, в чёрных балахонах, с книгами и посохами в руках, распевающих очерняющие душу песни среди еретиков, видев, что при чтении молитв, в глазах еретиков безумное пламя фанатизма, а лица их искажались в гримасе ярости и ненависти, они готовы были идти на битву с голыми руками, они становились буквально одержимыми. И тогда эти «капелланы» указывали своими посохами в сторону атакующих, мятежники ревущей волной бросались в сторону нападавших с дикой яростью, позабыв обо всяком сострадании к себе. Командор назвал этих людей, в чёрных балахонах – «проповедники».