Империя Хунну

Как ни странно, китайские иммигранты оказались очень полезными консультантами хуннских шаньюев. Пик влияния китайских советников приходится на II — первую четверть I в. до н. э. Они обучали номадов китайской тактике военного дела[644], ведению земледельческого хозяйства[645]. Чжао Синь (возможно, по происхождению хунн или метис) убедил шаньюя Ичисе применить против ханьцев партизанскую стратегию заманивания противника в степь[646], а Чжунхан Юэ научил Лаошан-шаньюя иероглифической письменности, основам придворного этикета и администрирования. Последний являлся активным проповедником неприятия номадами культурных ценностей ханьцев, поскольку это, по его мнению, развращало номадов и подрывало военную мощь империи[647].

Однако большинство китайских перебежчиков способствовали внедрению китайской культуры и идеологии, политической традиции и административной практики в чуждую для земледельцев этнокультурную среду. Столь же высока была роль иммигрантов с юга и в других империях кочевников[648]. Достаточно упомянуть таких крупных деятелей, как Хань Яньхуэй при Абао-цзи, Ян Пу при Агуде, Елюй Чуцай при Чингисхане и Угэдэе.

Советники-китайцы кормились при ставке шаньюя. Между ними подчас разворачивались интриги и борьба за место под солнцем[649], иногда они принимали участие в интригах между хуннской знатью[650]. Наиболее отличившимся жаловались титулы, скот и кочевья в управление. Вэй Люй хвастался перед своим бывшим соотечественником: «Я… незаслуженно удостоился здесь великих милостей [шаньюя], был пожалован титулом вана [и сейчас] имею несколько десятков тысяч народа, а мои лошади и скот заполнили горы, вот насколько я богат и знатен»[651].

Кое-кому даже доверялись целые народы. В 10 г. н. э. ряд крупных китайских военачальников из Западного края перешел на сторону хунну. Двое из них были удостоены пышных титулов «ухуань ду цзяньцзюнь» («главнокомандующий над ухуанями»)[652]. Знаменитый китайский полководец Ли Лин был женат на дочери шаньюя, имел специальный титул юсяо-вана[653] и являлся наместником в «земле Хагяс», т. е. в Хакасско-Минусинской котловине. Лишь для важнейших вопросов он вызывался в ставку шаньюя[654].

Правда, Ли Лин сильно переживал отрыв от родины. До наших дней дошло полное грусти его стихотворное описание своей жизни на чужбине: «Весь день я не вижу никого, одно отродье лишь чужое. В кафтане кожаном и юрте войлочной, чтобы защитить себя от ветров и дождей. Вонючая баранина, кумыс — вот чем свой голод, жажду я утоляю… Я ночью уже спать не могу и, ухо склонив, слышу где-то вдали переливы свистулек кочевников. Здесь кони пасутся и жалобно ржут, так звонко и резко в своих табунах»[655].

Другой известный советник китайского происхождения Вэй Люй был удостоен титула дишин-вана[656]. Правда, Бань Гу утверждает, что он постоянно проживал в ставке шаньюя[657]. Но это сомнительно, поскольку как бы он управлял столь отдаленным народом?

Вожди зависимых племен

Несколько ниже служилой знати на иерархической лестнице располагались вожди нехуннских племен, включенных в состав имперской конфедерации или зависимых племен и владений, плативших номадам дань. В «Ши цзи» упоминаются этнически, возможно, близкие хунну ордосские племена лоуфань и байян, завоеванные шаньюем Модэ. Войдя в империю, они сохранили своих традиционных вождей[658]. Модэ также разбил юэчжей, подчинил дунху, лоуланей, усуней, хуцзе и, по словам Сыма Цяня, еще 26 различных соседних владений и «объединил все народы, натягивающие лук, в одну семью»[659].

Интересно в этой связи легендарное предание об усуньском правителе Гуньмо (впоследствии его имя стало титулом усуньских правителей). По «Ши цзи», он родился в 176 г. до н. э. в тот самый момент, когда хуннские всадники разгромили войско его отца и, ворвавшись в ставку, разграбили имущество и скот, уничтожили всех его родственников. Новорожденного малыша бросили в степи на съедение животным. Сразу в памяти всплывает бродячий сюжет о Ромуле и Реме: «Птицы склевывали насекомых с его тела; волчица приходила кормить его своим молоком. Шаньюй изумился и счел его духом, почему взял к себе и воспитал»[660].

Когда Гуньмо вырос, шаньюй дал ему в подчинение воинское подразделение. Гуньмо проявил себя талантливым военачальником, и шаньюй решил доверить ему удел его отца. Сделавшись правителем над усунями, Гуньмо занялся восстановлением экономического потенциала своего народа и созданием обученного боеспособного войска в несколько десятков тысяч человек. После этого он подчинил близлежащие оазисы и города, а когда шаньюй умер, отказался ездить с подношениями в ставку и объявил независимость. Карательная экспедиция вернулась ни с чем. Согласно версии Сыма Цяня, кочевники посчитали его сверхъестественным существом: «Почему хунны, хотя имели влияние на него, но не нападали слишком» [там же].