Империя Хунну

Еще одним немаловажным фактором усиления личной власти шаньюев являлся их международный статус, особенно признание со стороны правителей «центра мира» — ханьского Китая. Возможно, что известный афоризм «нет пророка в своем отечестве» имеет более универсальное для человеческой психологии значение. Не случайно шаньюи боролись за право считаться равными (или почти равными, как «родственники») Сыну Неба, вести с ним дипломатическую переписку и обмен «подарками» (следовательно, и получение от китайского императора части его харизмы) как с равным, и иметь свои собственные регалии суверенного правителя. Все это если и не ставило шаньюя на одну ступеньку с китайскими императорами, то во всяком случае сильно выделяло его среди своих родственников и других племенных вождей номадов. Поэтому шаньюи так тщательно охраняли свое исключительное право представлять имперскую конфедерацию в отношениях со Срединным государством.

Можно напомнить, как послы Ван Мана в 9 г. н. э. хитростью выманили у шаньюя Учжулю старую печать и заменили ее новой, на которой указывался иной, более низкий статус шаньюя, ненамного отличавшийся от ранга высшей кочевой аристократии. Это вызвало гнев шаньюя и привело через почти полвека мира на степной границе к возобновлению набегов на Китай[789].

Не менее показателен и другой пример. Через два года после распада Хуннской державы в 50 г. шаньюи Южной конфедерации Би получил приказ выслушать императорский указ «склонившись ниц до земли». Вероятно, его авторитет среди сильно разросшейся к тому времени пасторальной элиты был еще не очень высок. Унижение в присутствии подданных еще больше поколебало престиж шаньюя. Это привело к тому, что группа неродственных шаньюю племенных вождей подняла восстание и отделилась от конфедерации. Всего откочевало от южных хунну более 30 000 человек[790].

Баланс власти: имперский порядок и племена

Было бы не совсем правильным считать, что возникновение кочевой империи представляло собой качественный скачок от племенного общества с сильными родовыми связями к военно-иерархической организации, в которой система традиционных кланово-линиджных связей была бы заменена личными иерархическими отношениями. На самом деле Хуннская империя была в сущности «племенной империей», в которой новые военно-иерархические отношения не только не сменили сложную систему кланово-племенной генеалогии номадов, а сосуществовали и переплетались с ней. Ситуация усложнялась еще и тем, что в державу были включены не только хуннские племена, но и этнически родственные им группы, а также иноязычные коллективы, что хорошо подтверждается исследованиями по физической антропологии[791].

По этой причине шаньюй и его двор в лице представителей родовитых кланов Люаньди (Сюйляньти), Хуянь, Сюйбу, Цюлинь и Лань являлись носителями высших военных и гражданских титулов в империи, параллельно с этим большинство из них входило в число традиционных вождей племен, которые составляли костяк хуннского этноса. Данное обстоятельство соединяло шаньюя и хуннских племенных вождей системой двойных политических и этнических связей.

В отношениях с другими племенами, входившими в имперскую конфедерацию, шаньюй мог рассчитывать на поддержку своих соплеменников. Часть из 24 высших в империи сановников, носивших титул «темника» (имеются в виду те, которые не были вождями племен «ядра» хуннского этноса), были поставлены во главе особых надплеменных подразделений, объединявших подчиненные или союзнические племена в «тьмы» численностью примерно по 5–10 тыс. воинов. Эти сановники должны были являться опорой политике метрополии на местах. Данные по истории более поздних номадов подтверждают правильность этого тезиса[792].

Местные племенные вожди и старейшины были инкорпорированы в общеимперскую десятичную иерархию. Но их реальная власть держалась на поддержке соплеменников и в известной степени была автономной от политики центра. Возможности влиять на племена со стороны наместников были ограничены. Следовательно, главная опасность единству империи находилась на уровне, связывающем подчиненные племена и имперских наместников. Данная ситуация осложнялась стремлением иноэтничных кочевых племен и других владений к политической независимости. Таким образом, власть хуннского шаньюя, автократическая в идеальной картине Сыма Цяня, в реальности имела свои ограничения[793].

Перед недовольным политикой центра вождем открывались следующие альтернативы: (1) откочевка со своим племенем от метрополии; (2) побег на юг в Китай; (3) восстание. Это были универсальные способы борьбы со злоупотреблением властью предводителей практически во всех кочевых обществах. Проиллюстрируем их примерами из хуннской истории.