Во-первых, есть достаточно свидетельств, что размежевание проводилось не только по инициативе Москвы, а было во многом плодом совместных усилий московских руководителей и местной (национальной) коммунистической элиты бывшего Туркестана, Бухары и Хорезма, заключившей союз с большевиками в начале 1920‐х годов. Многие местные коммунисты – и, в частности, джадиды – воспринимали «нацию» как инструмент содействия экономической и культурной модернизации[608]
. Некоторые помогали проводить национальное размежевание в 1924 году, участвуя в Территориальной комиссии Среднеазиатского бюро Центрального комитета партии. Изучив украинский и белорусский примеры, они оформляли свои притязания в этнографических, экономических и административных терминах[609]. Подобно украинским и белорусским руководителям, они мобилизовали местное население в поддержку советского проекта, интегрировали земли и народы в Советский Союз и подчинялись Москве в обмен на национально-территориальный статус и власть на местах[610].Во-вторых, экономисты, этнографы и другие эксперты-консультанты также оказали прямое и косвенное влияние на национальное размежевание в 1924 году[611]
. Отчасти эти эксперты повлияли на процесс размежевания через Комиссию по районированию Средней Азии (филиал Комиссии ЦИК по районированию). Она собирала для Среднеазиатского бюро карты, хозяйственные описи, переписные данные и другие материалы, необходимые для размежевания[612]. Экономисты Госплана и Госколонита обеспечили комиссию порегионной экономической описью Туркестана, этнографы КИПС – этнографическими картами и отчетами[613]. Кроме того, еще до составления конкретного плана размежевания Средней Азии по национальным границам этнографы сформировали восприятие этого региона московскими чиновниками и местными национальными лидерами[614]. В 1918 году Иван Зарубин сотрудничал с советскими администраторами в Туркестане, составляя список народностей региона; в 1920 году Александр Самойлович, Василий Бартольд и Зарубин представили в Наркомнац общий, хотя и неполный этнографический анализ Туркестана и Киргизской степи[615]. К картографированию «азиатских» и «европейских» регионов бывшей Российской империи этнографы подходили с разными критериями, и это в конце концов повлияло на советское размежевание. Нанося на карту этнографические границы Белорусской и Украинской республик, этнографы опирались на лингвистические данные, а в Средней Азии применяли «комплексный» подход, изучая местные культуры, религии, структуры родства, быт, физический тип и языки[616]. (Например, Бартольд наметил этнографические границы Киргизской и Казахской республик на базе этнографических и исторических данных о быте, физическом типе и структуре родства.)В-третьих, Среднеазиатское бюро после 1924 года пересматривало спорные границы и по-прежнему обращалось за советами к экономистам и этнографам. Советские власти и Среднеазиатское бюро с самого начала признавали, что новые национально-территориальные границы в Средней Азии будут временными. Исаак Зеленский, секретарь Среднеазиатского бюро и председатель его Территориальной комиссии, в 1924 году предупреждал, что «нет ни достаточных статистических данных об экономике и национальном составе районов, ни достаточного знания отдаленных местностей даже коренными работниками» и потому «в процессе образования национальных республик, особенно установления территориальных границ» нельзя «сразу же дать совершенно твердые решения, не допускающие никаких дальнейших исправлений»[617]
. Администраторы и эксперты подтверждали слова Зеленского о нехватке надежной информации, отмечая, что переписные данные по Туркестану полны ошибок, а про Хорезм и Бухару (бывшие протектораты Российской империи) писали, что «в национальном отношении это была совершенно белая страница, в отношении административном также ничего не было известно, точно так же в отношении экономики»[618]. После 1924 года Среднезиатское бюро объявило, что границы новых среднеазиатских республик будут пересматриваться «в зависимости от воли и желаний населения» и при необходимости внутри новых национальных республик будут создаваться территориальные единицы для национальных меньшинств[619]. Комиссия по районированию Средней Азии придавала серьезное значение петициям местных общин, республиканских и областных правительств[620]. Для оценки этих петиций комиссия запрашивала экспертные мнения этнографов и экономистов и инициировала новые этнографические и экономические исследования спорных районов[621].