Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза

Этнографы тоже оспаривали украинские притязания, но уже на том основании, что в спорных губерниях трудно применить этнографический принцип из‐за их сложного, смешанного этнического состава. Пограничный регион между Украинской ССР и РСФСР заселялся одновременно с севера и юга[592]. В результате в Курской, Воронежской и Брянской губерниях не образовалось крупных гомогенных областей с великорусским или украинским населением, а установилась «чересполосица в размещении здесь великорусской и украинской этнографических групп»[593]. Решение о границе, которое удовлетворило бы одних жителей, неминуемо вызвало бы недовольство других. Статистики из ЦСУ заключили, что данный регион испытал «украинизацию великорусского населения и русификацию украинского»; они утверждали, что государство не сможет провести «точного размежевания по этнографическим признакам… ввиду наличия народностей переходного типа»[594]. Также статистики ставили под вопрос данные переписи 1920 года, которые предъявляли украинцы в поддержку своих претензий на части Курской и Воронежской губерний. Статистики настаивали, что счетчики в этой республике определяли национальность по «родному языку», а не по национальному самосознанию. (Разумеется, советские чиновники и эксперты не видели никаких проблем, приравнивая родной язык к национальности в случае Белоруссии.) Далее статистики утверждали, что данные 1920 года были неубедительными даже в вопросе о родном языке: счетчики опрашивали только глав семей, тогда как «молодое поколение говорит на другом языке, особенно на русском»[595].

Экономисты из Воронежа и Курска согласились с этнографическим анализом спорных губерний, но притом заявили, что этнографические данные неважны в сравнении с подавляющими экономическими аргументами в пользу сохранения этих губерний в составе РСФСР[596]. Экономисты объясняли, что и Воронеж, и Курск – части Центрально-Черноземной хозяйственно-административной области, которая служит житницей для Москвы и Подмосковья; кроме того, Курск – важный центр производства сахара с большими сахарными заводами, обслуживающими существенную часть России. Госплан доказывал, что эти губернии – неотъемлемая составляющая экономики РСФСР, что любое изменение их границ окажет отрицательное влияние на экономику всего Союза, и выступал против их передачи Украинской ССР[597]. В большинстве союзных наркоматов соглашались с Госпланом и отмечали, что РСФСР может покрыть потребности этих губерний в топливе, научной экспертизе и товарах.

С точки зрения Енукидзе и других руководителей ЦИК, украинская ситуация отличалась от белорусской прежде всего в плане этноисторического развития: белорусам «не хватало» национального самосознания, у украинцев же его было слишком много. Енукидзе отмечал, что советская власть иногда ставит этнографические соображения выше всесоюзных экономических, чтобы содействовать развитию отсталых племен и народностей. «Это было сделано в отношении Кирреспублики [Казахстана] и наших северных национальных областей». Но Украина уже и так «мощная сама по себе республика и мощная нация» и не нуждается в подобной помощи. «Выдергивать украинское население из великорусских областей» и передавать его Украине – значит экономически ослаблять и РСФСР, и Украинскую ССР. Енукидзе настаивал: «Мы, как республики единого Союза, не можем базироваться только на национальном признаке», советское правительство не должно ослаблять важные регионы и перечерчивать границы «из‐за чисто национального признака, часто сомнительного, неясного»[598]. Едва ли не специально, чтобы позлить украинских руководителей, Енукидзе сделал отступление, добавив, что украинцы почти не отличаются от великороссов, имеют «общий корень», похожи друг на друга по культуре и языку и «переплелись» за много веков жизни по соседству[599]. (Разумеется, то же самое Енукидзе и его коллеги могли бы сказать и о белорусах, если бы захотели.)