Империя ненависти

— Ты никогда не увидишь меня, не так ли? Не важно, сколько я буду смотреть на тебя, давать тебе или быть рядом с тобой, я всегда буду только той, кого ты презираешь, чтобы хотеть. Кем-то, кому суждено быть только невидимой.

— У тебя потрясающий талант разбираться во всем. Терапия сделает это еще лучше. — он возвращает мне шкатулку и кулон. — Я не профессионал, но уверен, что они посоветовали бы тебе выбросить эти девчачьи вещички в ближайшую мусорную корзину и жить дальше.

Я хватаю и делаю именно это. Мусорка опрокидывается от силы моего броска. Дэниел едва смотрит, выражение его лица пустое, почти скучающее.

В этот момент я понимаю, кто мы. Я всегда была верхней половиной песочных часов, а он нижней. Рано или поздно он должен был опустошить меня, пока ничего не останется.

Мои плечи опускаются, и одинокая слеза стекает из век.

— Я покончила с тобой. Я покончила с твоей трусостью, с моими безответными чувствами. С меня хватит, Дэниел. Так что, пожалуйста, отпусти меня. Пожалуйста, позволь мне стать свободной. Позволь мне дышать воздухом, где тебя не существует.

Он отрывисто кивает, затем разворачивается и уходит.

Мир вокруг меня разлетается на куски, я падаю на пол и плачу так сильно, как никогда не плакала.

Я не горюю по нам, не тогда, когда мы даже не существовали.

Я наконец-то скорблю по себе.

***

Не знаю, сколько времени я пролежала на полу, а потом каким-то образом оказалась на кровати, в беспорядке неудержимых слез, извращенных фантазий и невозможных чувств. Возможно, в какой-то момент я заснула, я не уверена.

Но этого достаточно, чтобы сквозь занавески светил одинокий луч солнца и новый день пробился через суровую, безжалостную ночь.

Неважно, что произошло в эту ночь — крушение надежд или страшное напоминание о том, что я потратила свою молодость на любовь к тому, кто никогда не полюбит меня.

Кто смотрел куда угодно, только не на меня.

Необходимость подняться с пола и уйти из его дома колючая, как весенняя аллергия, но желания сделать это нет.

Затем я вспоминаю что-то, а точнее, кого-то.

Джей.

Я поднимаюсь на ноги и ковыляю в ванную, чтобы умыться. Отказываюсь смотреть на свое отражение в зеркале. Это ничем не отличается от встречи с той призрачной частью меня.

Я беру телефон с тумбочки, размышляя, звонить ли дяде Генри в такую рань — хорошая или глупая идея после того, как мы обменялись номерами, и я оставила брата с ним и Астрид.

Сообщение, появившееся на экране, вдыхает в меня жизнь.

Дядя Генри: Джейден крепко спит после того, как весь день играл с Лэндоном и Брэндоном. Астрид настояла на том, чтобы он остался на ночь. Я привезу его, как только он проснется.

По крайней мере, один из нас принят Астрид.

Не то чтобы это имело значение сейчас.

Мне нужно собрать вещи и уехать с Джеем, как только он вернется.

Если мне придется умолять Аспен взять меня вторым помощником, то так тому и быть. Хотя я по-прежнему буду работать в том же здании, что и Дэниел, со временем станет легче.

Или так я хочу обмануть свое будущее.

Последние одиннадцать лет легче не стало, но мне, по крайней мере, удалось заглушить боль и сосредоточиться на воспитании Джея. Но теперь, когда я увидела другую сторону Дэниела — холодную, но заботливую — не думаю, что будет так же легко что-то заглушить.

Когда я заканчиваю собирать нашу с Джеем сумку, я сопротивляюсь желанию заплакать. И только спустившись, я понимаю, что могу столкнуться с Дэниелом и заплакать по-настоящему.

Жалко.

— Доброе утро, мисс Адлер, — зовет нежный женский голос.

Это Софи, горничная.

Увидев мое лицо, она слегка хмурит брови.

— Вам нездоровится?

— Если то, что мне неоднократно разбивали сердце это нездоровье, то да, я, должно быть, страдаю от худшего вида недомогания. Я в порядке, спасибо.

— Вам что-нибудь нужно? Может, немного чая с завтраком?

Если бы я не ненавидела Дэниела так сильно, я бы посмеялась над тем, как он называет своих сотрудников чайными монстрами. Даже им в лицо.

— Нет, все хорошо. Я просто жду своего брата, чтобы мы могли уехать.

— Уехать? — она хмурится еще сильнее. — Хозяин говорил не это.

Я ненавижу, когда мое сердце, разорванное в клочья его голыми руками, пытается собрать все, что осталось, и биться для него.

Быть с Дэниелом это не только опыт, но и кровавая битва с большими потерями и жертвами. И это все, от чего я сейчас страдаю.

От потери.

— Что он сказал?

Я рада, что мой голос звучит достаточно непринужденно.

— Что вы останетесь здесь на некоторое время.

Я… что? Он действительно думает, что я останусь в его доме после всего произошедшего? Или, может, он все еще думает обо мне как о своей помощнице, которой он может приказывать пить кофе с одним граммом сахара?

— Ну, скажите ему, что я не останусь.

Она морщится.

— Он не очень-то отвечает на наши звонки, а когда отвечает, то говорит: «Ошиблись номером» и вешает трубку.

— Подождите… его здесь нет?