Империя пера Екатерины II: литература как политика

Тебе воздвигну храмы многи
И позлащенные чертоги
Созижду в честь

твоих доброт,Усыплю путь везде цветами,
Твою пещеру с волосами
Почту богиней всех красот[448].

В призывах к Счастию «погладить» и «потрепать» героя, как в обещаниях восславить за благосклонность, читатель должен был угадать и шутливую просьбу оказать милость попавшему в служебную передрягу автору, и – одновременно – обнажение и слом одического приема.

Державин воспользовался еще одним мотивом барковианы, тематически важным в контексте его стихотворения. Он соединил мотив безумного, пьяно-карнавального мира с «классическим» (восходящим к римской поэзии) мотивом оплакивания ушедшей молодости:

А ныне пятьдесят мне било;
Полет свой Cчастье пременило,
Без лат я Горе-богатырь;
Прекрасный пол меня лишь бесит,
Амур без перьев нетопырь.
Едва вспорхнет, и нос повесит (I, 253–254).

Весь этот пассаж, описывающий сексуальную «немощь» героя, замечателен своей отсылкой к комической опере самой императрицы Екатерины. Мотив утраченной эротической силы развертывался Державиным на фоне сравнения с тем, что «бывало» с героем ранее: «Счастие» (к нему обращено его «ты») было близким другом и помогало герою в любовных делах:

Бывало, под чужим нарядом
С красоткой чернобровой рядом,
Иль с беленькой, сидя со мной,
То в шашки, то в картеж играешь;
Прекрасною твоей рукой
Туза червонного вскрываешь,
Сердечный твой тем кажешь взгляд;
Я к крале короля бросаю
И ферзь к ладье я придвигаю,
Даю марьяж, иль шах и мат (I, 252).

Карточная и шахматная игра кодирует в тексте игру случая – чередование выигрыша/поражения, черного/белого, удачи/неудачи, и в этом плане соотносится с общей парадигмой Фортуны, главной темы стихотворения. Однако главным объектом «приложения» карточно-шахматной метафорики в этом фрагменте делается эрос. Червонный туз символизирует в карточных гаданиях объяснение в любви, и сам знак этой карты – сердечко – корреспондирует с выражением «сердечный» взгляд. Герой «кидает» короля к «крале» (к карточной «даме»), что в карточных терминах носит название «марьяж». Параллелью служит другой – шахматный – жест: герой «придвигает» ферзя к ладье. Сама победа в шахматном поединке приобретает эротические коннотации, идущие в соответствии со старой, ренессансной традицией «эротических шахмат», популярной и в Европе, и в России. Поднятая «королева» (ферзь), ее приближение к ладье и объявление «шаха и мата» означает оттеснение «короля» (соперника) и любовную победу в поединке с дамой[449]. Сами партнерши – «чернобровая» или «беленькая» – также предстают в карточном (как две «масти») или шахматном (черные или белые фигуры) облике.

Следующая строфа стихотворения «На Счастие» также насыщена знаками и символами эротических побед:

Бывало, милыя науки
И Музы, простирая руки,
Позавтракать ко мне придут
И все мое усядут ложе;
А я, свирель настроя тут,
С их каждой лирой то же, то же
Играю, что вчерась играл.
Согласна трель! взаимны тоны!
Восторг всех чувств! За вас короны
Тогда бы взять не пожелал (I, 252–253).

Эти строки Державина – с их рефреном «бывало» (многократно повторенном в оде) – еще раз отсылают к барковианской оде «На воспоминание прошедшей молодости»:

Без слез не вспомню прежни веки
Я в юности когда бывал
<всяк день текли млечные реки>
всяк день я роты пизд ебал
<всяк день> оне ко мне стекались
наперстки на хуй мне казались
и я им сколько мог служил…

Дошел и я красы драгия

дошел и я до сей беды
бывали времена такия,
когда платили мне пизды
бывало вы за мной ходили
бывало вы меня просили…[450]

Державин, несомненно, знал этот барковианский текст (в той или иной версии), поскольку использовал его мотивы (как и собственный мотив «посадки» муз на ложе) в известном своем шутливом стихотворении 1802 года: